В этот краткий промежуток времени, занявший минут пять, не больше, была убита ударом тяжелого тупого предмета по голове Полина Ивановна. И если убийцей не был Панов, то, значит, соседка убитой не могла не видеть убийцу. Она могла видеть убийцу в лицо, наблюдать со спины, или хотя бы слышать звук открываемой соседской двери.

— А вы знаете, был мужик, — вдруг ахнула она, прикрывая рот сухонькой ладошкой. — Как же я сразу-то!..

— Что за мужик? Вспоминайте, вспоминайте, это очень важно.

Мухин сделался очень суровым, в очередной раз вспомнив о промахах своего коллеги, которые он сегодня весь день исправляет. И о своем собственном промахе, заставившем его заключить под стражу Панова Антона. Неприятностей теперь не избежать и на вопросы многочисленные отвечать придется перед руководством.

— Когда я вышла из квартиры… — начала вспоминать женщина, обратив на Мухина прищуренный взгляд, — он как раз вверх по лестнице и пошел.

— Мужчина? — уточнил Мухин.

— Да. В темных брюках, широкой рубашке в клетку, не помню цвета уже. Но рукава точно длинные были.

— А волосы какого цвета были?

— У мужчины?

— Да, да, у мужчины! — начал уже злиться он.

Что за бестолковый народ эти дворовые сплетницы! Как наплести какую-нибудь небылицу, так они горазды. Сериал за полчаса запросто сложат из жизни незамужней молодухи с четвертого этажа и ее женатого соседа с третьего. А как правду услышать из их уст, так чуть не кнутом подгонять надо.

— Так не было у него волос! — обиженно воскликнула она.

— Как не было? Он лысый, что ли, был?

— Нет, не лысый. В фуражке он был. Такие сейчас носят, с большими козырьками. — Она далеко вперед над своим носом выдвинула ладонь.

— Бейсболка? — подсказал он, догадавшись.

— Она, она! Так вот, мужик был в бейсболке, — с третьей попытки выговорила соседка погибшей. — В темных штанах, клетчатой рубахе с длинными рукавами и кепке.

— В руках у него что-нибудь было, у мужчины этого? Палка там или что-то еще?

— Сумка была большая. У меня внук с такой на тренировку ходит. Я еще глянула и удивилась, что сумка большая, а пустая будто.

— Почему?

— Нес он ее легко. И она сдутая такая вся была, переламывалась. — Она снова поиграла ладошками, изображая, как именно складывалась большая сумка при подъеме незнакомца вверх по лестнице.

— Хорошо, — удовлетворенно произнес Мухин. — Еще вопрос… Мужчина к кому-то заходил?

— То есть?

— Он поднимался вверх по лестнице. Там еще два этажа, так?

— Так.

— Он там к кому-то заходил? Разве вы не спросили ни у кого из соседей потом, к кому приходил мужчина с пустой сумкой? Меня вот сегодня сразу за наводчика домушников ваши подруги во дворе приняли. А этот мужчина не вызвал ни у кого подозрений?

— Вы знаете, после Полинкиной смерти как-то не до него было, — покаялась она с виноватой улыбкой. — Не пропало ни у кого ничего, да и ладно. Даже из-за чердачной двери дворничиха не особо брехала.

— Она оказалась открытой в тот день? — едва не пропел Мухин.

— Да. Туда часто наркоманы залезают. Вот замки и вешают. Только ненадолго они там. Их то и дело срезают, либо отмычками открывают. Молодежь нынче такая пошла!.. И в тот день замка опять не оказалось. Только не до него всем было, тут такое…

— Отлично! — порадовался Мухин с горечью.

Отличного было мало. Все так обрадовались, заполучив готового убийцу в лице Антона Панова, что проверить пути отступления настоящего убийцы не удосужился никто. А ведь наследил, наверняка наследил.

— И последний вопрос к вам, — заторопился Мухин, спешить надо было, пока еще чего-нибудь не стряслось страшного. — Тот мужчина, что поднимался вверх по лестнице с пустой сумкой, был высоким, худощавым, низкорослым, толстым?

— Поняла, поняла, — закивала охотно женщина и снова уставила на него прищуренный взгляд. — Не маленький, точно. Довольно высокий. Грузный. Попа во какая! — Она увеличила свой собственный размер втрое. — Тяжело поднимался по лестнице, потому что толстый был. Я подумала даже, что старый.

— Это все? — уточнил он напоследок, выходя из квартиры.

— Да, все. Больше никого в тот день я не видела из посторонних в подъезде.

Улица встретила Мухина пустыми скамейками, с которых новая дождевая волна согнала всех дворовых сплетниц. Он поежился частым ледяным каплям, тут же забившимся под воротник рубашки, но зонта открывать не стал.

Горело все! И душа и тело горели от стыда и запоздалого раскаяния. Мало кому такое теперь ведомо, мало кто станет из-за ошибки следствия так убиваться. А ему вот не по себе было, да еще как!

Отсидел малый несколько недель ни за что, и несколько лет отсидел бы, не пустись он в дознавательный обход по четвертому, наверное, кругу. Воронов вон за дотошность его, за въедливость не любит, а она иной раз и на руку случается.

— Александр Викторович! — будто услышав его мысли, тут же позвонил ему Стас.

— Ну!

— А вы где сейчас? В городе?

— В городе, в городе, коллега, — пробрюзжал Мухин, тут же так некстати для себя вспомнив, как молодой Воронов сомневался в виновности Панова, все время сомневался. — Чего тебе?

— У нас очередное ЧП, Александр Викторович, — убитым голосом сообщил Стас.

— Что еще?! Опять убийство?!

— На этот раз обошлось, но пострадавший имеется.

— Кто?

— Прохоров. Виталий Прохоров — муж погибшей Веры Прохоровой.

— Да понял я! — рассвирепел тот, поняв, что снова их обошли на полшага. — Что с ним?!

— Нападение в собственном доме.

— Кто обнаружил?

— Тесть. Приехал будто бы по звонку зятя. Говорит, тот позвонил и вызвал его. И обнаружил того с пробитой головой. Но жив, бедняга, жив!

— Ладно, еду. На месте поговорим, — и тут же спохватился: — Ты там без самодеятельности, смотри. Дождись меня. Там уж вместе…

— Что вместе? — поторопил его нетерпеливый Воронов, потому что начальство внезапно умолкло.

— Вместе поедем брать преступника, коллега!

— А вы?.. Вы уже знаете, кто это?!

— Знаю, знаю. Сегодня и возьмем!

Сергей Хаустов медленно чистил яйцо всмятку, стараясь не смотреть в сторону жены. Сегодня она почему-то ему была особенно ненавистна. Может потому, что Маруська опять с голыми ногами в палисаднике с самого утра светилась, будто бы поливая флоксы, а сама демонстрацией своих потрясающих конечностей занималась, не иначе.