придет еще одна мысль, знай… я тоже тебя люблю. Ты — мой свет, сияющий, как маяк. Ты вывела меня из тьмы, — его руки вокруг меня сжимаются, как туго натянутый ремень, пока я пытаюсь успокоиться. — А теперь иди, маленькая птичка. Лети.

Не буду. Не буду.

Я яростно мотаю головой из стороны в сторону.

— Клэр, — предупреждающе говорит он. Я слишком хорошо знаю этот взгляд, но стою на своем.

— Нет, — говорю я. — Это неизбежно. Теперь я такая же часть всего этого, как и ты.

Его челюсть сжимается, когда он смотрит, как мой отец и шеф разделяют выпивку.

Позади папы я вижу официанта в униформе с песочно-белыми волосами, проходящего между садами и задним входом на кухню.

— Константин, — выдыхаю я. — Это Найл Магуайр…

— Я знаю, — бормочет он в ответ. — Я привел ирландцев. А теперь иди, Клэр, не зли. Ты нужна мне в безопасности.

— Я останусь в безопасности, — говорю я, убирая руку и оглядываясь на него через плечо. — Смотри на меня. Я рассчитываю на то, что ты защитишь меня.

Он тянется ко мне, но я уже оказалась в центре внимания. Я слышу, как он ругается, затем боковым зрением вижу, как он достает мобильный телефон, когда я отворачиваюсь. Мама видит меня в нескольких шагах и машет мне рукой. Я рада, что на мне маска, чтобы скрыть слезы в моих глазах, панику, которая захлестывает подобно водопаду.

Рядом с ним я чувствовала себя намного безопаснее.

Его запах все еще липнет на мне, прикосновение его пальцев все еще ощущается на талии, на мне следы наших диких занятий любовью.

Я обязательно машу отцу, наблюдая, как Константин — таинственный незнакомец, лишь один из многих на балу — исчезает в тени. Несколько человек в масках, стоящих у стены, небрежно следуют за ним. Его люди, или, может быть, ирландцы.

— Клэр, я хотела бы представить тебя моим друзьям, — говорит мама. Ее друзья, такие же безвкусные, как и она сама, задают вопросы о том, что меня похитил «этот монстр». Они слушают с широко раскрытыми глазами и ртами еще до того, как я заговорю.

— Это было ужасно, — говорю я им. — Он был таким сильным и свирепым, я видела, как он оторвал дверь от машины, даже не вспотев, — я почти могу представить, как Константин качает головой, с ухмылкой на лице, а потом он шлепнул бы меня по заднице за то, что я такая дерзкая.

— Тебе было страшно?

— Я была в ужасе, — говорю я хриплым шепотом. Вздрагиваю, когда мимо проходят люди в темных плащах и масках. — Но он не причинял мне вреда, — вру я. Я никогда не забуду эту порку, когда я лежала у него на коленях в машине, и хотела бы я понять, почему мое тело нагревается при воспоминании об этом. — Он использовал меня только для того, чтобы выбраться из тюрьмы. Вот почему я так легко сбежала, — мой голос звучит немного глухо, когда я заканчиваю свой рассказ. — Я никогда не была частью его плана.

Он только что сказал мне, что любит меня.

Я должна оставаться сильной.

Когда вижу, что отец и Парсонс уходят в более уединенное место, я притворяюсь, что задыхаюсь, и это не очень трудно сделать.

— А теперь, если вы меня извините, я хочу немного перекусить.

Еда прямо на открытом дворе, куда направляется папа.

Страх собирается в моей груди. Вот тут-то и начинается пресловутое дерьмо. Мне нужно услышать, что эти двое скажут друг другу, когда они решат, что находятся в безопасности за своими масками и рядом с толпой людей. Мне нужно записать это для доказательства и выяснить, замешан ли кто-нибудь еще. Я дико оглядываюсь вокруг на одну короткую секунду, пытаясь поймать взгляд Константина, но его нигде нет.

Шумная группа молодых девушек, примерно студенческого возраста, встает передо мной. Я прячусь за ними. К счастью, цвет их платьев, мантий и масок похож на мой собственный. Я направляюсь прямо в толпу, пока не вижу их — моего отца и его друга, у бара, каждый с напитком в руке.

Еще день назад мне бы хотелось плакать, думая о том, что мой отец замешан во всем этом.

Но я увидела все изнутри.

Я знаю, что отец виновен.

Но Константин еще не до конца.

Небрежно отскакиваю в сторону, как раз в тот момент, когда один из людей Константина проходит мимо меня. Я удивленно смотрю на него, но он уже ушел.

Слева нет гирлянд, освещающих сад, только парочка людей, тихо разговаривающих друг с другом, но больше никого.

Мой телефон жужжит.

Я смотрю на экран и вижу сообщение от Константина.

Константин: Ты упрямая.

Я: И тебе это нравится.

Константин: Когда один раз сказал девушке, что любишь ее…

Я опускаю голову и сдерживаю улыбку.

Константин. Позже поговорим о твоем своеволии, наедине.

Я: И голые?

Константин: Безусловно.

Теперь, когда мы снова вместе, я чувствую, что мой мир опять стал ярче, более живым. Я чувствую, что могу улыбаться. Я чувствую, что все будет хорошо, даже если нам все еще придется идти по раскаленным углям.

Константин: Клэр, ты найдешь в своем кармане маленькое записывающее устройство. Оно выглядит как камешек. Нажми на него. Аккуратно закатай под стул отца, а затем уходи. Мы дальше разберемся.

Я: Поняла.

Ах, вот, что делал его друг.

Дрожащими руками я лезу в прозрачный карман своей мантии. Хм. Я даже не знала, что тут есть карман, но Константин всегда на шаг впереди меня.

Я поворачиваюсь ко всем спиной и смотрю на устройство. Очевидно, это что-то высокотехнологичное и выходящее за рамки возможностей, похожее на камеру наблюдения, спрятанную в камне. Я держу его на ладони, он выглядит как обычный старый камень, но когда переворачиваю вверх дном, вижу маленькие филигранные проводки и крошечный микрофон.

Отлично.

Я делаю глубокий вдох. Подхожу к саду, где лежат разнообразные камни, и задаюсь вопросом, как положить, чтобы никто не заметил.

Я должна это сделать.

Кажется почти сюрреалистичным, что после всего, что произошло — жестокой смерти Рокси и заключения Константина в тюрьму, безымянных смертей и совершенных преступлений — раскрытие правды сводится к фальшивому камню, закатываемому под сиденья виновных сторон.

К счастью, шумная толпа возвращается в мою сторону как раз вовремя. Я притворяюсь, что спотыкаюсь, падаю на колени и кидаю камень как раз в тот момент, когда они проходят мимо меня. Задерживаю дыхание — я даже не придумала план Б — затем выдыхаю его с тихим