– А мама ваша жива? – спросила я.

– Мама умерла от рака три года назад. Все повторяла, что Степан – это отец – забирает ее к себе. Давайте за мамочку! – скомандовала она, хватая бутылку.

Я отказалась. Галка промолчала, и они с наследницей хлопнули еще по рюмашке.

– Дево-очки, – глаза у наследницы стали шальными, – а мы ж не познакомились!

Галка лягнула меня под столом, что, видимо, означало: «Не боись! Я с тобой!»

– Я – Надежда! Живу в Иркутске, работаю в школе. Учительница младших классов.

– Галина! – сказала Галка.

– Екатерина, – сказала я, собираясь объяснить, кто мы, собственно, такие, но наследница меня перебила.

– Очень приятно! – сказала Надежда, хлопнув Галку по плечу, и захихикала. – Хорошо, что пришли. А то я здесь одна и одна, блин! Хоть волком вой! Соседи лезут, выспрашивают, в друзья набиваются, а калибр не тот. – Она издала ртом звук лопнувшего воздушного шарика.

– Артистка безумная тоже в друзья набивается, таскается каждый день. Билеты в театр дала, постановка из американской жизни про гомиков, как у одного СПИД был. Гадость! А мне из дома и выходить не хочется. Мы с мамой бедные были, а тут – такое богатство несметное. Всякие соли для ванн, шампуни, пахнет – подохнуть! Напущу пены, залезу – петь хочется! И что интересно, – Надежда, лукаво улыбаясь, смотрит на нас, – вода горячая, а пена – холодная! Сидишь – ж… в тепле, верх – в холоде! – Она заразительно смеется. – Завернусь в теткин халат, накручу на голову полотенце, и так – целый день! Из одной комнаты – в другую, босиком по коврам заграничным. Потом налью чего покрепче, сигаретку в зубы, сяду на теткино кресло, смотрю вокруг – на мебеля, хрусталя и думаю: «Неужели это все мое?» Даже не верится! И жрачки полно! Выскочу, куплю чего душа требует – и назад. Деньги нашла в тумбочке в спальне, – она понижает голос и шепчет: – Зеленые! Жру, как не в себя. Тут в гастрономе всего полно – баночки, коробочки, мясо копченое, балыки всякие со слезой, рыба – глаз не оторвать! Все бы слупила! И думаю: бедная моя мамочка, если б ты живая была! Если б дожила до такого счастья!

Я сижу, опустив глаза. Мне неловко за откровения нетрезвой наследницы и хочется немедленно уйти. Я смотрю на Галку, но та, кажется, чувствует себя вполне комфортно. Наворачивает третий бутерброд, запивает чаем. Почувствовав мой взгляд, Галка перестает жевать, слегка краснеет и говорит невнятно:

– Целый день моталась, как лошадь, подыхаю, жрать хочется!

Я мысленно пожимаю плечами и думаю, что лексика наследницы, оказывается, заразительна. Лишь бы Галка не начала рассказывать, где именно она моталась и почему. Иначе мы отсюда до утра не уйдем.

– Так ешь! Я еще подрежу. Давайте, девочки, по граммульке! – вспоминает Надя о своих обязанностях хозяйки. На свет извлекается новая бутылка, ловко откупоривается…

– Мне не нужно, – говорю я.

– А мне налей! – говорит Галка. – У меня сегодня был тяжелый день.

– А кто вас вызвал из Иркутска? – спрашиваю я. – Полиция?

– Не-а! Тетя сама пригласила. Когда мама умерла, я ей написала, так она мне бабла прислала… и вообще пригласила на Новый год. У меня и письмо есть!

Она вскакивает из-за стола, ее заносит, она ударяется бедром об угол буфета и непринужденно выдает фразу трехэтажным матом. Я багровею.

– Я на Новый год не смогла, валялась с ангиной, а на весенних каникулах дунула. Приезжаю, а дверь – здрасте вам! – опечатана. Звоню соседке, что, мол, за хрень? Она мне все и выложила. Убита, мол. Неделю живу в тетечкиной квартире и все никак не привыкну.

Она всхлипнула и промокнула глаза кухонным полотенцем. Снова потянулась за бутылкой, разлила. Они выпили.

– А то шмотки начинаю мерить! – Наследница уже хороша, язык ей не повинуется, но она упорно желает продолжить рассказ о нежданном счастье, свалившемся на нее. – Все шкафы… эта… забиты! – говорит она, размахивая ножом, собираясь нарезать хлеб. – Вечерние платья понавешаны – вся спина голая… эта… до самой… – Тут она добавляет неприличное словцо и хихикает. – Одних шуб – четыре! Две норки – черная и рыжая, красоты неописуемой, еще каракулевая и леопардовая, легкая, как пух! Вкусно жила тетечка Лидочка. А мать моя куска лишнего не имела, тряпки по двадцать лет с себя не снимала. Куда ж нам до генеральши Медведевой! Рылом не вышли! – Она замолкает, хмурится, лицо ее приобретает обиженное выражение. – Нет, есть все-таки справедливость на свете, – продолжает она через минуту. – Есть! И правильно… – Она прикусывает язык, но тут же продолжает: – В смысле… одни пожили, пусть дадут другим! И золотишко тоже теперь мое! И картинки! (Я настораживаюсь.) – Она ребяческим жестом протягивает вперед правую руку – на безымянном пальце красуется перстень белого металла с крупными алмазами. Тычет украшением под нос Галке, чувствуя, что той интересно. – И сплю в теткиной койке! Сексодром! Теперь бы… по этому делу – и порядок! – Она разводит и сводит колени и заливается смехом.

– А вы не замужем? – спрашивает Галка.

– Была! – беззаботно говорит наследница. – Гулящий попался, выгнала. Ой, девки! – переключается она. – Жить-то как хочется! Нет, все-таки, что ни говори, деньги – это большая сила! Из-за них, проклятых, человек на любую подлость пойдет.

– А вы единственная наследница? – встреваю я.

– Не-е, нас двое. Я и еще один, теткин трахальщик. Мне – шмотки и хату, ему – деньги и тачку. Молодец тетка, не терялась. Не то что мать. Я вообще-то больше в нее характером, чем в мать, такая же заводная. У матери психология беднячки была, копейку истратит – потом месяц совестью мучается. А тетка – королева! Она мне всегда нравилась… ну, когда мать рассказывала. Я-то сама ее никогда не видела. А он – ничего, красавчик весь из себя, прикинутый… Игорем зовут. Глаз на баб горит, сразу видно. Забежал познакомиться, остаться норовил… – Она подмигивает и хохочет. – Но я – девушка скромная! – Она мотает перед собой указательным пальцем. – Ни-ни!

– А что за картины? – небрежно спрашиваю я.

– Да кто их разберет, – простодушно говорит наследница, – вроде карикатур, зато страшно старые. На одном год стоит – одна тысяча девятьсот двенадцатый, сечешь?

– Мне тетка тоже наследство оставила, – вдруг говорит Галка.

Я пытаюсь поймать ее взгляд, но тщетно.

– Так я эту дачу полгода продать не могла! С их дурацкими законами! Нужно полгода ждать, может, другие наследники объявятся, а мне как раз деньги во как нужны были! – Галка проводит по шее ребром ладони.

«Молодец!» – думаю я.

– Надо уметь! – наследница ухмыляется и делает загадочное лицо. – У тетки связи – будь здоров! На самом верху. Я уже была, познакомилась, – говорит она многозначительно. – Ба-альшие люди. К таким с подходом надо. А я с людьми умею, для меня люди что хочешь сделают. Никогда не откажут.

Она взмахивает рукой и, потеряв равновесие, едва не падает с табуретки. Галка подхватывает ее за плечо и водворяет на место. Наследница подпирает щеку рукой и тяжело задумывается. Потом говорит, вздыхая: