Я долго не могла уснуть, а когда, почти под утро наконец забылась зыбким неглубоким сном, меня разбудили шум мотора и гулкие по раннему утру мужские голоса. Я узнала голос соседа. «Сюда! – надрывался сосед. – Давай сюда! Наш тридцать второй, в самом конце». Я поняла, что больше не усну. Лежала, вспоминала Эллу. Мне было жалко эту одинокую, никем не любимую женщину, которая, видимо, от одиночества, придумала себе такое жуткое занятие. Пугала и себя, и других. Актриса… Интересно, верит она в свой… культ, или все это игра? Предсказания, возмездие! Актриса на сцене, актриса в жизни, как сказал Трембач. Тоже странный тип. Может, это у них от одиночества? Человек – стадное животное. Сказала, не лезьте вы в это дело, бог… как же его зовут?.. не любит, когда ему мешают, мне будет безумно жаль, если с вами что-нибудь случится.

Бедная Элла! Она чувствовала себя настолько незначительной, что придумала себе бога. Наверное, ей кажется, что теперь она не одна… Она сказала, Лида – жертва, а Трембач сказал… не ищите, это политическое убийство…

А что случилось со мной? Я вспоминала, как сидела на скамейке, обхватив себя руками, стремясь унять дрожь…

Вставать мне не хотелось, а хотелось оставаться в постели весь день, дремать, свернувшись клубочком. День за окном занимался серенький, неяркий, не в пример вчерашнему, почти летнему.

Я наконец заставила себя встать. Босиком прошлепала в ванную и стала рассматривать себя в зеркале. Результатом было открытие, что передо мной лицо… Нет! Физия, как говорит друг сердечный Юрий Алексеевич. Физия типичной неудачницы! Одинокой, невостребованной, нелюбимой… никому не нужной… как Элла!

Не дай бог! Может, права Галка? Насчет Ситникова?

– Ты у нас очень принципиальная, – сказала Галка, когда я попыталась объяснить ей в очередной раз, почему у нас с Ситниковым все наперекосяк. – Будь просто красивой бабой! Таких мужиков, как Ситников, – раз-два и обчелся. Штучная работа!

– Ему нужна кукла, а не личность.

– Всем мужикам нужна кукла. Знаешь, моя бабка всегда говорила матери, я еще маленькая была, не понимала, а запомнила: «Ты ему годи, годи, а делай по-своему!» Он хочет куклу – на тебе, милок, куклу! Разодетую, раскрашенную, веселую. А делай по-своему, усекла?

«У него уже была кукла, – думаю я. – В том-то и беда, что они все хотят куклу, а любят личность. И пытаются сначала превратить ее в куклу, а потом сломать…»

День прошел спокойно. В полдень выглянуло солнце, да снова спряталось. Собирался пойти дождь – несколько капель скатилось по оконному стеклу, – да раздумал. Нерешительный выдался день. Около четырех я позвонила Галке. Та, к счастью, оказалась дома, и я почувствовала облегчение. Мне нужны были дружеское плечо и большая жилетка.

– Галина, мне нужно с тобой посоветоваться.

– На предмет?

– Не телефонный разговор. Надо сбежаться.

– Когда?

– Вечером, у меня. Возьми выходной у своей команды и приходи.

– Что случилось, Катюх? Ты какая-то… не такая, – забеспокоилась Галка. – Это… Ситников?

– Ситников? А он тут каким боком?

– Ну, что-нибудь случилось…

– При чем тут Ситников? Неужели нам и поговорить больше не о чем?

– Сегодня не могу. У нас гости!

– Гости? Кто, интересно?

– Папа Веник попросился обратно. Заявится с цветами и тортом. Если мамочка не поскупилась, то и с шампанским.

– Поздравляю!

– Спасибо.

– И ты примешь?

– А как по-твоему?

– Я бы не приняла.

– Ты бы – нет, а я приму. Я девушка простая – покричу да прощу. Давай завтра. – Тон у Галки был слегка виноватый и вместе с тем радостно-возбужденный. – Мне, знаешь, сколько всего еще нужно успеть! И обед, и голову в порядок привести, и руки!

Я в который раз позавидовала легкости, с которой Галка шагала по жизни, и вспомнила ситниковского дружка Юру Швальбе, быстрого, легкого на подъем, с неунывающим характером, по прозвищу Сперматозоид. «Будь проще! – кричал Юра. – И к тебе потянутся!» Я невольно улыбнулась, вспомнив круглую и блестящую, как бильярдный шар, Юрину голову, бьющую через край энергию и манеру размахивать руками при разговоре.

Около пяти вечера я добралась до дома. Прошла через кольцо многоэтажек к небольшой деревеньке, бывшему дачному кооперативу, который местные власти, пугая жильцов, неоднократно собирались сносить, да каждый раз откладывали – то денег не было, то попросту забывали, увлекшись каким-нибудь новым проектом. Мой дом – кукольный домик, память о дядьке Андрее Николаевиче, брате мамы, сработанный с любовью собственными руками, – и камин, и полы, и веранда.

Неяркий теплый день мягко заканчивался приятным задумчивым вечером. Все радовалось жизни. Верещали и носились по двору, как угорелые, детишки. На лавочках сидели бабушки-старушки и сплетничали взапуски. Из распахнутых окон неслась музыка и плыли запахи еды. Перекликались, высунувшись из окон, хозяйки. Жизнь била ключом.

Мне не хотелось домой. Не хотелось смотреть телевизор, не хотелось читать. Я соскучилась по Галке… и по Ситникову. Да, да, по Ситникову! Даже не смешно…

А кроме того, мне хотелось рассказать Галке о Трембаче, Элле и убитом старике-инвалиде Симкине.

Сбросив туфли, я уселась на верхней ступеньке крыльца, оперлась спиной о перила и закрыла глаза. Мне было слышно, как в доме зазвонил телефон, но я не двинулась с места.

«Может… Ситников? Вряд ли… В Нью-Йорке сейчас… сколько? Час ночи… или два… Или, нет, наоборот, кажется. Ну и пусть!»

– А мне фиолетово! – кричал Юра Швальбе, имея в виду, что ему по барабану.

«Мне тоже фиолетово», – подумала я.

Телефон зазвенел снова. «Надо же, какой настырный. Ни за что не встану! Мне фиолетово».

Темнело. В окнах домов зажигались огни. Семьи усаживались ужинать. Легкая вечерняя сырость уже поднималась от земли. Я запахнула куртку и устроилась поудобнее. Мне даже стал сниться сон. Я увидела летящую Эллу в черной маске с выпученными глазами и растянутыми в злой улыбке красными губами… Растопырив руки, она летела на меня…

– Катюха! – услышала я и вздрогнула. – Катюха, ты что, спишь?

Я открыла глаза и увидела Галку.

– Галка! Ты откуда взялась?

– Как ты меня напугала! – закричала Галка. – Звоню на мобильный, домой, в офис, а тебя нигде нет! Я уже думала – что-нибудь случилось. Нервы ни к черту! А ты чего тут расселась? Заболела?

– Почему – заболела? Вечер такой хороший, проясняется. Звезды… Садись!

Галка тяжело плюхнулась рядом.

– А как же Веник? – вспомнила я.

– Никак! – Галка шлепнула ладонью по крыльцу. – Опять обманул, гад! Я, как дура, сижу с помытой шеей, прическу сделала, стол накрыла. А его нет! В семь звоню его матери, здрасте, говорю, а где ваш сынок и мой супружник Вениамин? А она ехидно так отвечает: уехамши, говорит, Вениамин в Крым. Друг пригласил, они на своей машине едут, место было, он и поехал. Когда, спрашиваю. Вчера, отвечает, отбыл. Ну, не гад? – Галка расстроена, грудь ее бурно вздымается. – И ведь знаю, что веры ему нет ни на грамм, врет на каждом шагу, причем не для пользы дела, а просто так, для кайфа!