Когда тяжело отдувался перед забегом, подошёл и встал рядом Матвей Пахота. Он уставился куда-то в одну точку, потом вдруг сказал:

— А тот мужик — лютый!

Я сообразил о ком речь и кивнул.

— Ага!

Дыба глянул на часы и скомандовал:

— На старт!

Выстроились, приготовились, рванули. Без девяти килограммов за спиной не бежал, а летел, удалось прийти вторым, уступив только Феде Маленскому, да и то лишь пару секунд, но команде городских мой результат ничем помочь не смог. Подвёл Боря Остроух, который всю дистанцию едва плёлся и финишировал с заметным отставанием от остальных.

— Курсант Маленский остаётся старостой! — объявил Дыба и многозначительно добавил: — И предупреждаю заранее: со следующей недели дистанция для барышень составит три километра. Недоразумения, считающие себя мужчинами, лишь на том основании, что у них что-то болтается между ног и не выросли титьки, побегут пять километров. Кто не уложится в норматив — пожалеет.

Маша кинулась поздравлять своего сердечного друга, а Михаил Попович, у которого с бегом дела обстояли далеко не лучшим образом, с тревогой спросил:

— И какой будет норматив для пятикилометровой дистанции, господин старшина?

— Нормативы у нас строго индивидуальные: так быстро, как только можешь, и ещё немного быстрее! — улыбнулся Дыба столь кровожадно, что проняло решительно всех. — А теперь — марш на полигон! До ужина тренируете выброс силы!

Полигон оказался площадкой на краю футбольного поля, где на перекладинах висели уже знакомые гонги и обручи.

— К упражнению приступить! — скомандовал Дыба и пригрозил: — А кто станет филонить, отправится после отбоя драить уборные!

Василь занял место по соседству со мной и зло глянул на Бориса Остроуха, казавшегося вполне довольным жизнью, несмотря на позорный результат забега.

— Этот гад с Федей сговорился, вот и полз как черепаха!

— Думаешь?

— Точно тебе говорю!

Я вздохнул. Лично мне такая смычка города с селом ничего хорошего не сулила. И уж не знаю, из-за этих невесёлых мыслей или в силу общей бездарности, но фокусировать выплески силы на этот раз получалось даже хуже, нежели утром в училище.

Так увлёкся, что даже упустил появление наставника по рукопашному бою, который на сей раз оказался одет не в рабочий комбинезон, а в форму с тремя нашивками сержанта.

— Четвёрку выбиваешь? — уточнил Александр, на глазок оценив мою результативность.

Обручи только-только прекратили дрожать и раскачиваться, пришлось сознаться:

— Не всегда.

— Сколько от пика румба выдаёшь?

— Треть.

Никаких дополнительных вопросов не последовало, Александр кивнул и ушёл, не произнеся больше ни слова.

На утреннем построении не досчитались Матвея.

— Отсеялся, — коротко высказался на его счёт Дыба, не став вдаваться в подробности.

— А как же «расти над собой», господин старшина? — немедленно припомнила ему прежнее заявление Маша Медник, которой не хватило ума промолчать.

Дыба смерил длинноногую и определённо не слишком сообразительную барышню хмурым взглядом, после выразительно посмотрел на старосту и сказал:

— А он и будет расти, только в другом, более перспективном для себя и корпуса направлении.

Больше никто приставать к старшине с расспросами не решился, и утренняя тренировка прошла достаточно спокойно и ровно. А уже в комнате, когда Василь отправился в уборную, я взял нож и разложил его, не стал только проворачивать железное кольцо, фиксировавшее в раскрытом положении клинок.

Глянул в небольшое зеркало на дверце шкафе, состроил злобное выражение лица, и получилось не как у Матвея — пугающе, а нелепо и даже смешно. Глупо. Оскалился — вышло ничуть не лучше. Просто улыбнулся, и вновь остался не слишком доволен результатом. Неплохо, но не совсем то. Ну или совсем не то, это как посмотреть. Такой жалкой гримасой хулиганов не напугать. Никто за психа не примет.

Послышались шаги, и я спешно сложил нож, сунул его в карман брюк.

— Говорил с Федей насчёт выезда на стрельбище? — спросил у Василя, когда тот вошёл в комнату.

— Нет пока, — поморщился тот. — В училище поговорю.

Я не стал высказывать претензий, одёрнул гимнастёрку и отправился на выход, а уже на первом этаже попавшийся навстречу Казимир неожиданно сильно зацепил своим покатым плечом. Толчок откинул на стену, и я возмутился:

— Ты чего?

— Смотри, куда прёшь, раззява! — прозвучало в ответ.

Так и не понял, случайно это вышло или нашла выход неприязнь деревенских к городским, но в любом случае напрягся.

В училище всё прошло по накатанной. Сначала Савелий Никитич долго и нудно рассказывал о способах определения ментального воздействия и методах противодействия гипнозу, а дальше начались практических занятиях. Чуда не произошло — в плане фокусировки я так и остался в числе отстающих. Да что там — «в числе»! Единственным отстающим и был. Пусть сегодня гонг я поражал из раза в раз с воодушевляющей стабильностью, да только почти всегда при этом задевал и обруч, размер которого соответствовал четвёрке. Три очка — это курам на смех! Остальные уже работали с шестёрками-семёрками.

От Бори мои результаты не укрылись, и он мерзко рассмеялся:

— Мало каши ел!

Казимир протянул ему руку открытой ладонью вверх, и бывший староста шлёпнул по ней своей мясистой пятернёй. Нынешний же староста сделал вид, будто ничего не заметил. Тут-то и стало ясно, что тычок плечом не был ни случаен, ни обезличен. Крепыш не собирался цеплять любого из городских, пихнул он конкретно меня.

Да ещё красотка Маша тоненько захихикала, прикрыв рот ладошкой, и невесть с чего это показалось обидней всего. Аж кровь к лицу прилила, поспешил отвернуться. На пользу концентрации случившееся точно не пошло: кольцо-четвёрка начало дёргаться куда чаще, нежели до того.

На улицу я вышел в самом мрачном расположении духа, бесцеремонно протолкался через толпившихся у крыльца учащихся и подошёл к дымившему папиросой Василю. А тот похоронным настроем превзошёл даже меня самого.

— Федя — сука! — с пугающей лаконичностью изложил он причину дурного настроения. — Орать начал, что на стрельбище вместе поедем, когда все зачёты по обращению с оружием сдадут.

— Да ёлки! — возмутился я. — Нам уже мотоцикл выделили! Я обо всём договорился!

На деле и договариваться не пришлось, заведующий гаражом только глянул на выписанное мне направление и кивнул — мол, в курсе.

Василь пожал плечами, затянулся последний раз и выкинул окурок в урну.

— Ну я Феде прямо сказал, что его безмерно уважаю, но направление — есть направление, буду говорить об этом со старшиной.