— Правда? — Он приподнял голову и с интересом посмотрел на Дину.

— Да, я училась на курсах. Правда, не закончила их. Но кое-что умею.

— Я буду тебе несказанно благодарен, если ты меня хоть немного разомнешь. От нервного напряжения шея одеревенела.

С этими словами Паша перевернулся на живот.

— Майку снимай, — велела Дина.

— Точно! — Он стянул с себя ее, швырнул на стул.

— Масла нет никакого?

— Откуда?

— А крем хотя бы есть?

— Какое-то молочко в ванной имеется.

Дина отправилась туда. Сначала вымыла руки, затем взяла пузырек с надписью «Для тела» с кремообразным веществом. Открутив крышку, понюхала. Пахло вполне приятно, кокосом.

Вернувшись в комнату, она разулась и забралась на Пашу верхом. Конечно, это против всяких правил, но так ей было удобнее. К тому же…

К тому же ей хотелось быть поближе к Паше.

А тут такой тесный контакт.

У него были широкие плечи, сужающиеся к бедрам. Мускулы не ярко выражены, как у культуристов или профессиональных гимнастов, однако хорошо развиты. Кожа загорелая, в некоторых местах неравномерно. Видимо, здорово обгорел когда-то, и цвет так и не сровнялся. Из-под джинсов, чуть сползших, виднелась тонкая белая полоса. Под ней резинка трусов.

— Какой ты черный! — не смогла смолчать Дина, полив спину Паши молочком и принявшись его втирать.

— О, ты не видела, каким я был в Африке. Почти как местные.

— Врешь!

— Конечно, вру. Но за мулата мог сойти.

— А я плохо солнце переношу. Чуть что — крапивница. Поэтому с курортов приезжаю бледненькой.

— Тебе это идет. Белизна кожи подчеркивает твою нежность.

— Почему все мужчины думают, что я нежная и романтичная?

— А разве нет?

— Нет.

— Не верю. А знаешь, почему? Все женщины в глубине своей души такие. Остальное — налет. Цинизм, свойственный многим, — это ваша броня. Вы себя в нее заковали, когда поняли, что «голенькими» уязвимы.

— Даже мужененавистницы нежные и романтичные?

— Они в первую очередь. Но у них броня слишком толстая. Там закаленная сталь, а в придачу куча оружия: кинжалы, сабли, булавы. Это мужчин пугает и держит на расстоянии, что только усугубляет агрессивность барышень. Замкнутый круг.

— Возможно, ты и прав. Каждая, даже самая сильная и независимая женщина, хочет побыть слабой и беспомощной.

— Но не может себе этого позволить.

— Потому что обжигалась, когда была, как ты выразился, голенькой.

Они замолчали. Дина массировала плечи Паши, затем шею, доходя до ямки на ней, и снова спускалась ниже. Позвоночник она трогать опасалась. Боялась навредить.

— Нормально тебе? — поинтересовалась она. — Не больно?

— Хорошо, — выдохнул он довольно.

Она продолжила массировать его. Но чувствовала, что долго не выдержит. С непривычки пальцы быстро устали. Паша как будто это почувствовал:

— А можешь теперь просто погладить?

Дина встряхнула ладонями и стала нежно пробегать подушечками пальцев по его спине. Вверх-вниз, вверх-вниз.

— Как будто бабочка порхает, — улыбнулся в подушку Паша. Похоже, массаж расслабил его. — Ты хочешь есть?

— Не особенно.

— А я очень. Давай закажем пиццу? Как ты к ней относишься?

— Отлично! — Про то, что после настоящей итальянской та, которую готовят здесь, ей кажется бумажной стелькой под сыром и, что самое страшное, майонезом, она умолчала.

Паша потянулся к сотовому телефону, набрал номер.

— Занято, — сообщил он, потом перевернулся и, закинув руки за голову, уставился на Дину. Именно уставился, а не посмотрел. Прожег взглядом. Дина засмущалась.

— Не смотри на меня так, — пробормотала она.

— Как — так?

— Пристально.

— Я рассматриваю тебя. И делаю это с удовольствием.

— Не нужно… — Она утопила лицо в сложенных ковшиком ладонях. Наверное, опьянела, поэтому и вела себя по-детски. — Мне не по себе.

Она ждала, что он что-то скажет. Подколет ее беззлобно…

Уколет побольнее.

Или сделает очередной комплимент.

Но вместо этого Паша положил свои ладони поверх ее, погладил их, а затем сжал. И с силой отвел от лица.

Дина вынуждена была посмотреть ему в глаза.

— Я не Вий, мне можно, — прошептал Паша и приблизил свое лицо к ее.

Она вспомнила кино (книгу Гоголя не читала). В нем Вий после того, как ему подняли веки, что-то страшное сотворил с главным героем…

Мысль Дина не успела закончить, потому что Паша прижался губами к ее рту.

От него пахло джином…

И тропиками. Дина подумала было, что все дело в том, что он прожил в Азии долгое время и запах въелся в его кожу. Но потом поняла, что это аромат молочка для тела, которым она смазывала его спину.

— У тебя сладкие губы, — прошептал Паша.

— Это мартини…

— Нет, это ты…

И снова они слились в поцелуе. Паша гладил ее грудь через трикотаж кофты и кружево лифчика. Она его голую…

Ладонь наткнулась на кулон…

— На удачу! — прошептала она.

— На удачу, — вторил ей он.

И он вновь принялся целовать ее. Только теперь губы Паши скользили по шее, по ключицам, ложбинке между грудей. Дойдя до места, где заканчивался У-образный вырез, он замер на секунду, а затем сорвал с Дины кофту. Следом лифчик. Он жаждал ее.

— Ты бархатная, — пробормотал он. — Как персик…

Дина смутилась. Ее тело действительно покрывал светлый пушок. Она удаляла волосы только в тех местах, где они росли особенно густо. Хотелось, чтоб и руки, и живот, и спина были абсолютно гладкими.

— Опять я что-то не то сказал?

Она тряхнула волосами. Все то. Просто она закомплексованная дура!

Джинсы полетели вслед за кофтой. Дина не отстала от Паши и тоже сорвала с него брюки.

Они остались в одних трусах.

На ней — стринги бледно-серого цвета с нежным розовым кружевом. Пепел розы…

На нем — брутальные синие боксеры.

Первой в костюме Евы оказалась Дина. Паша стянул с нее «пепел розы» за секунду.

Отстранившись, посмотрел на нее, обнаженную, и уверенно сказал:

— Да, настоящий персик! — После навис над Диной и выдохнул в ухо: — Это мой самый любимый фрукт…