Шрифт:
Интервал:
Закладка:
как-то утром она заговорила со мной:
– я теперь загораю на заднем дворе, этот старый хрыч из соседнего дома подкараулил меня, когда я загорала перед домом, и ущипнул за задницу, прикинь, старый возбудился!
– серьезно?
– абсолютно, козлу, должно быть, уже лет семьдесят, а он еще щиплется, думает, если есть деньги, можно ручки распускать, есть один парень, который привозит ему свою жену каждый день, старик развлекается с ней, выпивает, поебывает как может, а вечером приезжает муженек и забирает свою бабу, они рассчитывают, что старый пердун, перед тем как отбросить копыта, отпишет им все свои денежки, господи, меня тошнит от людей, вот недавно хозяин заведения, в котором я работаю, толстожопый макаронник Грегарио, говорит мне: «детка, ты работаешь на меня, так что давай крути жопой не только на сцене», я ему ответила: «знаешь, Грегарио, я артистка, и если тебя не устраивает мое шоу, я ухожу!» я позвонила своему другу, он приехал, мы собрали весь мой реквизит и слиняли оттуда в считаные минуты, но не успела я приехать домой, как зазвонил телефон, это был Грегарио. Как он запел: «дорогуша, послушай меня, я прошу тебя вернуться! клуб без тебя умер, все только и спрашивают о тебе весь вечер, пожалуйста, возвращайся! я уважаю тебя как артистку и леди, ты настоящая леди!»
– дернешь пивка? – спросил я.
– почему нет.
я сходил за пивом, и Рени присоединилась ко мне на моем крылечке.
– а чем ты занимаешься? – спросила она.
– в данный момент ничем.
– у тебя милая подружка.
– да, она классная.
– а что ты делал до того, как стал заниматься ничем?
– да всякую дерьмовую работу, даже и рассказать нечего.
– я разговаривала с Мириам, она сказала, что ты рисуешь и пишешь, что ты тоже художник.
– ну, иногда я художник, а большую часть времени – ничто.
– я хотела бы, чтобы ты посмотрел мой номер.
– я не люблю клубы.
– а у меня в спальне есть сцена.
– не понял?
– пойдем, я тебе покажу.
мы прошли к ней в дом с заднего хода, и она провела меня в спальню, и действительно, большую половину спальни занимала настоящая сцена с настоящими кулисами. Рени принесла мне виски, воду и скрылась за кулисами, я налил себе крепенького.
спальню наполнили звуки музыки, это была «Бойня на Десятой авеню», я отхлебнул виски, кулисы раз-, двинулись, и на сцену выпорхнула Рени.
я залпом добил свой виски и решил, что сегодня обойдусь без ипподрома.
Рени начала освобождаться от одежды, движения ее стали более экспрессивными, она подпрыгивала и извивалась, бутылка с виски была рядом, я дотянулся и плеснул себе еще, не разбавляя, наконец Рени осталась в бикини, расшитом бисером, с последней нотой бикини спало с нее, и я увидел заветный кустик, это было здорово.
– браво! браво! – зааплодировал я. Рени накинула халат и закурила.
– тебе правда понравилось?
– конечно! теперь я понимаю, что имел в виду Грегарио, когда говорил, что у тебя есть класс.
– ну и что он имел в виду?
– можно, я еще выпью?
– конечно, и мне налей.
– понимаешь, класс – это то, что человек больше видит и чувствует, чем формулирует, это присутствует и в людях, и в животных, это, например, чувствуется в воздушных гимнастах, в том, как они выходят на арену, это проглядывает в их походке, манерах, это у них внутри и снаружи, но чем больше внутри, тем это заметнее снаружи, это происходит и у тебя, когда ты танцуешь, внутреннее содержание проявляется внешне.
– я тоже так думаю, это не просто сексуальные движения, это мои переживания, я пою, я разговариваю танцем.
– да еще как! я все просек!
– знаешь, мне бы хотелось, чтобы ты покритиковал меня, что-нибудь посоветовал, я должна постоянно совершенствоваться, поэтому я сделала себе эту сцену и все время тренируюсь, давай, я буду танцевать, а ты по ходу обсуждать, и не стесняйся, говори откровенно.
– давай, только для храбрости надо выпить еще.
– вот бутылка, распоряжайся.
она скрылась за кулисами и вскоре появилась на сцене в новом костюме, зазвучала песня:
«когда ночная бабочка Нью-Йорка
желает вам спокойной ночи,
солнце встает.
спокойной ночи, милая».
мне приходилось кричать, чтобы перекрыть музыку, я ощутил себя крутым режиссером с дебильными голливудскими мозгами.
– НЕ УЛЫБАЙСЯ, КОГДА ВЫХОДИШЬ. ЭТО ВУЛЬГАРНО. ТЫ – ЛЕДИ. ТЫ ДЕЛАЕШЬ ОДОЛЖЕНИЕ, ВЫХОДЯ НА ПУБЛИКУ. ЕСЛИ У БОГА ЕСТЬ ПИЗДА, ЗНАЧИТ, ТЫ И ЕСТЬ БОГ. ТОЛЬКО ЕЩЕ ЧУТЬ-ЧУТЬ МИЛОСЕРДИЯ. ТЫ – СВЯТЫНЯ. У ТЕБЯ ЕСТЬ КЛАСС. ДАЙ ЭТО ПОЧУВСТВОВАТЬ!
я налег на виски, отыскал на кровати пачку сигарет и стал курить одну за другой.
– ВОТ-ВОТ – ТО, ЧТО НАДО! ТЫ ОДНА В КОМНАТЕ! ПУБЛИКИ НЕТ! ТЫ ХОЧЕШЬ ЛЮБИТЬ, ПРЕВОЗМОГАЯ СЕКСУАЛЬНОЕ ТОМЛЕНИЕ, ЛЮБИТЬ, ПРЕОДОЛЕВАЯ СТРАДАНИЯ!
часть ее костюма полетела прочь.
– А СЕЙЧАС СКАЖИ ЧТО-НИБУДЬ НЕОЖИДАННО! СКАЖИ, КОГДА БУДЕШЬ УХОДИТЬ С АВАНСЦЕНЫ. ШЕПОТОМ, ЧЕРЕЗ ПЛЕЧО. ВСЕ, ЧТО ПРИДЕТ ТЕБЕ В ГОЛОВУ. ТИПА КАРТОШКА ДРЮЧИТ ЛУКОВИЦУ!
– картошка дрючит луковицу! – прошипела она.
– НЕТ! НЕТ! СКАЖИ ЧТО-НИБУДЬ СВОЕ!
– потаскуха лижет яйца! – выдала она.
я чуть не обкончался и поскорее налил еще виски.
– А ТЕПЕРЬ БЕЙ НАПОВАЛ! МОЧИ! СРЫВАЙ ЭТИ ЧЕРТОВЫ СТРИНГИ! ДАЙ МНЕ ЗАГЛЯНУТЬ В ЛИЦО ВЕЧНОСТИ!
она обнажилась, вся спальня была в огне.
– ДВИГАЙСЯ БЫСТРЕЕ! БЫСТРЕЕ! БУДТО ТЫ СХОДИШЬ С УМА! ПОЛНЫЙ ОТРЫВ!
у нее получалось, на какое-то время я лишился речи и замер, истлевшая сигарета обожгла мне пальцы.
– СМУТИСЬ! – заорал я. она выполнила.
– ТЕПЕРЬ МЕДЛЕННО, МЕДЛЕННО, МЕДЛЕННО ДВИГАЙСЯ КО МНЕ! ЕЩЕ МЕДЛЕННЕЕ, МЕДЛЕННЕЕ. ЗА ТОБОЙ МОЩЬ ЦЕЛОЙ ТУРЕЦКОЙ АРМИИ! ИДИ НА МЕНЯ МЕДЛЕННО! О ГОСПОДИ!
я уже был готов прыгнуть на сцену, когда она прошептала: «потаскуха лижет яйца», но сдержался, выпил на посошок, попрощался и свалил, дома я принял душ, побрился, вымыл посуду, взял с собой пса и поспешил на автобусную остановку.
Мириам была вымотана.
– ужасный день, – жаловалась она. – одна из наших дур смазала все печатные машинки, и они перестали работать, вызвали мастера, он пришел и стал орать на нас: «какого черта вы тут смазывали!» потом Коннерс насел на нас, чтобы мы наверстали упущенное время, у меня пальцы просто онемели от этих гребаных клавиш!
– ничего, милая, – успокаивал я, – сейчас ты примешь горячую ванну, выпьешь чуть-чуть и придешь в норму, у меня там в духовке картошечка томится, потом я поджарил мясца с помидорчиками и, как ты любишь, горячие французские булки с чесночком.