Остальные дети семейства Рубил сидели тихо, к тому же не все знали о случившемся прошлой ночью на восточном склоне Хрен-Горы. У подножия скалы, вершина которой и послужила поводом к именованию этого места, в гранитном склоне был выдолблен огромный дом, в котором перед вторжением из-за моря жили две семьи, общей численностью почти в три сотни. После кровопролитной бойни, мужчин практически не осталось, имя прежнего родоначальника забыли, и главенствовать стал молодой командир, утверждавший, что его отец был «звирьмарильским полководцем». Оспорить право такого важного орка быть новым хозяином Хрен-Горы никто не рискнул, и постепенно маленькие сыновья прежних родоначальников исчезли или погибли по глупости. Новый глава семьи быстро восполнил утрату: к восходу Луны в доме родилось более полусотни мальчиков. Многие успели научиться драться и убивать любыми подручными средствами и первыми попавшимися вещами, что, однако не спасло, когда вода поднялась и затопила подземные псарни.

— Я не хочу, чтобы в наш дом ворвались волколаки, — прошептала сестрёнке маленькая орчиха, забравшись в её постель.

— Не трусь! — фыркнула девочка постарше. — Хозяева псов уже нашли дом. И себе, и волкам. Нас не тронут.

— Я бою-у-усь! — сдавленно завыла в подушку младшая, и тут же была пинком сброшена с кровати.

Больно ударившись о доски пола, ребёнок разрыдался, но вдруг грохот и крики из-за закрытой двери заглушили голос орчихи. Сёстры испуганно посмотрели друг на друга, и все восемь находившихся в спальне девочек спрятались под одеяла, нащупав под подушками и матрасами заранее спрятанные ножи.

Дверь с треском рухнула на пол, ворвались трое мужчин в шерстяных плащах с мехом. Сначала они разом ринулись к кроватям, и двое, кренастые и крепкие, не глядя, разрубили первых попавшихся прячущихся детей, но вдруг третий, высокий и стройный, приказал проверить, прежде, чем убивать.

— Девочки нам пригодятся! — расхохотался он.

В ужасе от происходящего, младшая орчиха, скинув одеяло, завизжала. Высокий орк сгрёб ребёнка в охапку и повесил на плечо. Сквозь отчаянные рыдания болтающаяся на могучем плече захватчика девочка видела растекающуюся на двух изрубленных кроватях кровь, видела старшую сестру, севшую, широко раздвинув ноги, задрав ночнушку, давая понять, что пригодится новым хозяевам, видела и ту, кого не признавала роднёй из-за матери-эльфийки. Девушка, хоть и некрасивая лицом, была изящная, с пышными каштановыми кудрями. Полуорчиха отшатнулась к стене, сжимая тонкими руками нож, посмотрела большими синими глазами на ворвавшихся орков и с отчаянным криком резанула себя по горлу.

В ужасе зажмурившись, девочка вцепилась в одежду несущего её мужчины и среди мольбы о пощаде, клятв в верной службе, проклятий, стонов и предсмертных воплей родни слышала радость и торжествующие возгласы захватчиков, поднявшихся из затопленных подземных кузниц.

— Иди погуляй! — рыкнул орк, швырнув ребёнка на улицу. — Трупы уберём — пустим назад. Если не забудем!

Девочка, не в силах подняться с четверенек, посмотрела на захлопнувшуюся перед лицом дверь. На перемазанных в крови изрубленных досках висело что-то красно-золотое треугольное, с притягивающей взгляд искрой в середине. Маленькая орчиха никогда не видела звёзд и не умела считать даже до одного, тем более, до восьми, поэтому не знала, что за символ украшал алый эльфийский щит, оставшийся у воинов Моргота после Битвы-под-Звёздами, а теперь оказался на двери её бывшего дома.

Не знала, но запомнила навсегда.

Красиво горит

Не спеша присоединиться к занявшимся обустройством жизни на поверхности оркам и полуоркам, эльфы-подмастерья, садовники и другие рабы сначала сочли себя жалкими недостойными трýсами, потому что им не хотелось кровопролития, и, постепенно совсем отчаявшись, сбились в группы, жалуясь друг другу на погибшее в потопе благополучное подземное существование.

Эльфов тяготила непроглядная небесная мгла, и, соорудив из остатков необработанного железа и свинца, спасённого из кузниц, укрытие от дождя и ветра, которое, как ни странно, не рушилось, несмотря на топкую почву, раскрасили потолок углём и мелом, изобразив звёздное небо.

Безмолвие ничто не нарушало, лишь иногда с улицы доносились резкие голоса орков, перемешанные с лязгом и грохотом, однако ветер менялся, и снова воцарялась тишина.

***

Нарисованное небо притягивало взгляд, не отпускало, заставляя себя рассматривать. Эльфийский кузнец, которого орки называли Рукозадом, что, видимо, было верхом похвалы и признания заслуг, ведь только этот мастер умел делать подобие валинорской стали, запомнил уже каждый ýгольный штрих над головой, каждый меловой луч, каждый размытый переход между тьмой и светом, но всё равно смотрел, смотрел…

И вдруг понял, что нарисованное небо над головой — это та самая фальшивка, которой обернулось обещанное Мелькором счастье.

Пока жизнь текла стабильно, пусть даже и полная несправедливости, реальность не казалась чудовищной. А теперь…

Всё, что осталось лишённым будущего и свободы эльфам — лишь некачественное железо, мел и уголь. И безмолвие.

— Нет! — встал со свёрнутого плаща кузнец. — Хватит молчать! Помните, братья, как мы с нашим вождём не пошли в Валинор? Рассказывали ли вы новым поколениям, как наш вождь говорил, что нет ничего важнее свободы? Помните?

— Умирая, он отрёкся от своих слов, — напомнил друг Рукозада.

— Мы не слышали этого! — заспорил кузнец, и молодые эльфы, лишённые способности к деторождению, испуганно отшатнулись, прижимаясь друг к другу. — Так сказала нам его жена! Когда вождь умер от ран, нанесённых волком, женщина вышла к нам и передала его последние слова о том, что жизнь важнее свободы, что отречение от Валар было ошибкой, что мы должны спастись и найти путь в Валинор. Мы поверили. И теперь мы здесь. Под нарисованными звёздами!

Молодые эльфы делали вид, что не слышат.

— Неужели всем поиметь в дыру, что нас поимели?! — сам не заметив, перешёл на орочий сленг Авар, но увидев ужас даже в глазах друга, смутился. — Мелькор обманул нас, — пояснил мастер. — Жестоко и несправедливо. Вспомните, братья, что такое свобода, а вы, дети северной земли, представьте! Она прекрасна!

Сидящие вместе молодые подмастерья опустили головы, некоторые заплакали, и кузнец понял свою ошибку: о какой свободе может идти речь для искалеченных душой и телом эльфов? Зачем она им? Они ведь рождены в рабстве.

Снова воцарилась тишина. Работники затопленных подземелий не смотрели друг на друга, в основном сидели, опустив глаза, время от времени поднимая на миг взгляд