В советское время мама работала в конструкторском бюро, где и познакомилась с Колиным отцом. Он был намного старше и вскоре тихо ушел, оставив жене подрастающего сына и однокомнатную квартирку. Так Колька остался с мамой вдвоем. Вскоре начался развал СССР, конструкторское бюро приказало долго жить, и мать осталась без работы. Чтобы не оставлять сына одного, пошла мыть подъезды, а по ночам работала посудомойкой в ресторане за углом. 'А что, гибкий график работы и сын всегда под присмотром' – говорила она. К подросшему Коле она относилась как к единственному мужчине в семье. 'Сынок, я тебя умоляю, учись, учись, человеком будешь' – постоянно тростила мать. И Колька очень боялся не оправдать маминого доверия. Но трусоватый от природы парень способностями к учению не блистал, он был всегда середнячком. Не выдавался вперед, чтобы не прослыть батаном, которых частенько высмеивали, а то и могли поколотить, но и не прибивался к хулиганам и не был среди двоечников. Так, с серединки на половинку.

Очнувшись от раздумий, продрогший парень встал со скамейки и нехотя направился домой. Он уже поднимался по ступенькам, когда услышал, как его окрикнула соседка.

– Юноша, можно вас? – высоким голосом позвала Аглая Павловна, старушенция из квартиры напротив.

– Здравствуйте, Аглая Пална, – поморщившись, Колька с широкой улыбкой повернулся к соседке. 'Ну что за дурацкое слово, юноша'.

– Зайдите-ка на минутку, – соседка посторонилась, пропуская подростка внутрь.

Вообще-то Колька с трудом выносил общество неугомонной старушки, но в этот раз был рад любому предлогу, лишь бы не идти домой. В молодости Аглая Павловна работала учительницей математики, а бывших учителей, как известно, не бывает. Соседка везде совала свой остренький носик и была главной сплетницей в доме. Мимо выставленного у ее двери блокпоста мало кто мог прошмыгнуть незамеченным. У Кольки создалось впечатление, что Аглая Павловна не отходит от дверного глазка, разве что на кухню и в туалет. Вот и сейчас она поджидала его в засаде. По просьбе матери Аглая Павловна иногда подтягивала подростка по математике, за что соседка платила одинокой старушке вниманием и разными угощениями. Эти занятия были Кольке поперек горла. Несмотря на преклонный возраст, энергии бодрой старушенции было не занимать. Объясняя материал, она ходила взад-вперед с длинной линейкой наперевес, и стоило Кольке отвлечься, как линейка тут же с оглушающим треском била его по рукам. 'Не спите, молодой человек', – как ни в чем не бывало восклицала соседка, игнорируя возмущенное ойканье парня. Сейчас от Кольки требовалось всего-навсего заменить перегоревшую лампочку. Предоставив молодому человеку стремянку, соседка начала собираться в магазин, накинув поверх пальто большую вязаную крючком шаль.

– Какая красивая шаль, Аглая Павловна, – искренне восхитился Колька, спускаясь со стремянки.

– Спасибо, – ответила довольная старушка, кокетливо оглядывая себя в зеркало. – Вчера на местном рынке купила. А ты, я смотрю, все еще носишь портфель покойного Митрича. Хороший был человек, – вздохнула Аглая Павловна, закрывая за ними дверь.

Колька с отвращением оглядел портфель, доставшийся ему в наследство от Митрича, покойного мужа Аглаи Павловны. Мало того, что он выглядел настоящим профессорским портфелем, какие носили лет тридцать назад, так еще был порядком изношен, с местами потертой кожей.

– Ну, мам, – канючил Колька, увидев этого мастодонта, ровесника, наверное, самого царя Гороха, – ну меня же в школе засмеют.

– Не засмеют, – отрезала мать, – все ходят с синтетикой, а ты с настоящей кожей, тем более денег на рюкзак все равно нет. Пока походишь с этим.

Колька по опыту знал, что нет ничего более постоянного, чем временное. Ему очень хотелось ходить с синтетикой, как другие пацаны, но он промолчал. Что толку? Мама только что купила ему новые ботинки, хотя давно копила себе на теплое пальто. Но сын слишком быстро рос и, пока мать успевала накопить на пальто, он уже вырастал из очередной куртки или ботинок. Так она и ходила который сезон в тонком плащике, поддевая в холода свитер.

Колька нажал на звонок. Мама открыла в фартуке и с полотенцем в руке.

– Коленька, что-то ты задержался, к Вите в гости ходил? – щебетала мать, упорхнув на кухню, – Руки помой, и за стол, я щас тебе горяченького супчика налью.

Колька шел на кухню как на голгофу.

– Мам, тебе тут Трофимовна записку передала, – мучительно краснея, он протянул матери записку. Как парень и ожидал, мама замолкла на полуслове. Колька сидел, понурившись, боясь даже поднять на мать глаза. 'Она столько для него сделала, пашет на двух работах, заботится, готовит, а он'. Хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не слушать материных рыданий, не видеть покрасневших глаз. Ему вдруг вспомнилась богатая шаль Аглаи Палны. Вот бы его маме такую. Как бы она обрадовалась, надевала бы ее поверх пальто, все теплее. Точно, решено, скоро Новый год, вот он и преподнесет маме подарок.

С раннего утра Колька понесся на местный рынок, где продавали все, от трусов до вертолета. Продавщицы только начинали выкладывать на прилавки товар.

– Тебе чего? – спросила одна из женщин, оглядев запыхавшегося парня.

– Мне шаль нужна, – выдавил Колька, пытаясь восстановить сбившееся дыхание.

– А, третий стол в следующем ряду, – протянула она, сразу же потеряв к нему интерес.

Бабка в третьем ряду справа, пыхтя, доставала из полосатых сумок товар.

– Мне шаль нужна, для мамы, – мечтательно произнес Колька, представив мамину радость от подарка.

– Щас, щас, обожди, вишь, занята, – осадила его старушка, развешивая над столом шали.

– Давайте я вам помогу, – предложил Колька. Вдвоем дело пошло гораздо быстрей. Когда весь товар был выставлен на всеобщее обозрение, бабка, пыхтя, села на стул.

– Ну, молодой человек, выбирай.

– Вот эту, красную, – Коля указал пальцем на роскошную шаль с бахромой.

– Хороший у тебя вкус, эта – моя любимая, – бабка радостно крякнула, – полторы тыщи, сынок.

– Полторы тысячи? – обомлел Колька, – да это ж целое состояние.

– Ну, а ты как думал, нитки купи, свяжи, – пробурчала бабка. – Ну, ладно, сынок, раз ты мне помог, тебе за тыщу отдам.

– Хорошо, бабушка, спасибо, я обязательно вернусь, – и парень, боясь опоздать, припустил в школу.

У него не было ни тыщи, ни, тем более, полутора. Придя домой, он разбил копилку, выпотрошив всю накопившуюся мелочь. Всего двести восемьдесят девять рублей. Несколько дней он ломал голову, где взять денег. Может продать Витькин нож? Нет, не годится. Колька твердо решил нож вернуть. Витек ходил мрачнее тучи и разговаривал с другом сквозь зубы. На перемене он с натянутой улыбкой подошел к Кольке.

– Ну, как дела с Лейлой? – язвительно протянул он.

– Все на мази, – соврал Колька, тут же устыдившись.