– Я против, – коротко обрывает Вожак, поднимая на плечо один рулон плёнки, и подхватывая под мышку другой.

Не такие уж они и тяжёлые всё-таки, эти рулоны. Так я и думала.

За два дня я умудряюсь самостоятельно натянуть пять пролётов плёнки, закрепить их отрезками плюща к дугам.

– Сможешь дать мне немного антибиотика в таблетках?

Это Вожак. Мы сегодня уже виделись, конечно, но надо заметить, что отсутствие взаимных приветствий уже вошло у нас в привычку. Из всей деревни только мы двое не здороваемся, и я понятия не имею, почему так повелось.

– Альфа… есть только ампулы.

– А где таблетки?

Я знала, что рано или поздно он узнает, но всё-таки надеялась, что поздно. А до того момента, я могла бы утонуть, меня мог бы загрызть медведь, я могла бы сорваться со скалы, есть ещё змеи и пауки, в конце концов, это я могла бы сильно заболеть, а на больных никогда не кричат. Мысль о том, что могло бы не стать его – Альфы-Вождя-Первого – даже не приходит мне в голову. Такая мысль – это Апокалипсис для всех.

– В тот день, – вздыхаю, – когда было цунами, и когда мы пришли в сруб позже всех, кто-то рылся в моём рюкзаке и забрал часть лекарств.

– Что ещё взяли? – спрашивает, не моргнув, словно и ожидал чего-то в таком духе.

– Мазь с антибиотиком, почти все таблетки и витамины. Остались только ампулы и шприцы.

– Почему ты раньше мне не сказала? – ну вот, наконец, выкатывает на меня свои чёрные глазищи.

– Я боялась, что ты оторвёшь мне голову! – кричу в ответ. – Ты же… раз сто предупреждал, не оставлять рюкзак без присмотра, а я оставила тогда…

– Чёрт…

Он так страшно скалится, сжав кулаки, что я перестаю дышать.

– Чёрт! Чёрт! Чёрт! – повторяет сквозь зубы.

Потом, постояв секунд пять с зажмуренными глазами, открывает их и сообщает:

– Я попробую найти твои лекарства. Сделай… небольшую сумку, такую, которую смогла бы всегда носить с собой, положи все ампулы в неё и шприцы, всё, что осталось. Поняла?

– Поняла. Но если они захотят их взять, моя сумка их не остановит. Даже если она будет на мне.

Он смотрит в глаза и… он понимает, что я права.

– Пока в этой деревне есть я, не посмеют! – обещает.

– Будем надеяться.

– Сделай, как я сказал!

– Сделаю.

Тем более, что маленький полотняный мешок у меня есть – был спрятан во внутреннем кармане рюкзака. Я и сама давненько думала приделать ему лямки из каких-нибудь верёвок, переложить лекарства и всегда носить их с собой, но всё же не верила, что дойдёт до воровства. Поэтому так и не сделала.

Вечером в женском срубе собрание. Альфа всем сообщает, что Умник и Леннон тяжело больны, и что без лекарств они оба скорее всего погибнут.

– Среди нас есть воры. Мне жаль, но это так. Я не буду читать лекций на тему «Мы выживем только вместе». Через час около моей хижины должны лежать все пропавшие вещи. Всё, что я найду, и не важно где я это найду, расценивается как преступление и карается изгнанием из лагеря без обжалования.

Он хлопает дверью так, когда выходит, что мы аж подпрыгиваем на своих местах.

Утром, когда все ещё спят, дверь в женский сруб открывается, и его фигура направляется прямиком ко мне. От страха у меня голова вжимается в шею. Я не знаю, чего боюсь, но какое-то чутьё подсказывает, что грядут неприятности.

– Седьмая… – говорит он шёпотом у самого моего уха, и я чувствую, как сильно он зол. – Выйди. С рюкзаком.

Я одеваюсь и выхожу. Он даже даёт мне приватность, чтобы одеться. Мы отходим далеко – на самую крайнюю скалу, которая когда-то спасла нас обоих. Он садится на самый её край и молча смотрит на пустой пляж – вода снова ушла. Сегодня хороший день для охоты на моллюсков.

– Ну как, нашлись лекарства? – спрашиваю его.

– Нашлись, – он протягивает мне мешок. – И ещё много чего: шампуни, бритвы, тампоны, презервативы.

– Да?

У меня уши прижимаются к черепу.

– Да. Ты не хочешь проверить содержимое своего рюкзака?

Я молча расстёгиваю молнию и начинаю поочерёдно вынимать всё своё имущество. На самом его дне поблёскивает нечто, чем я никогда не владела. Это кольцо… и вижу я его не в первый раз – это Цыпино.

У меня трясутся руки, когда протягиваю его Альфе. Язык к небу прилип, глаза просто вот-вот лопнут от слёз, которым я безуспешно приказываю отвалить и дать мне спокойно защищаться.

Он поворачивает голову, видит меня и хмурится. Потом почти кричит:

– Седьмая! Я знаю, что ты не брала его! Успокойся!

Не ясно, с чего это вдруг такое счастье – его безусловное доверие.

– Я знаю, что ты не брала! – повторяет он тише и как-то нервно сглатывает.

Я силюсь успокоиться, но честное слово, если бы он на меня орал – я бы уже спокойно и без лишних нервов защищалась, но это его неожиданное доверие просто выбило почву из-под ног.

– Тебя не любят в деревне. Я только это хотел сказать: будь осторожна.

Он забирает у меня кольцо и опускает его в карман своих джинсов.

– Мне нужны таблетки с антибиотиком. Дашь?

– Пакет был у тебя… – бормочу.

– Я не беру чужие вещи без разрешения. Лекарства твои. Только тебе решать, поделишься ты ими с Ленноном и Умником, или оставишь для себя, потому что тебе они тоже совершенно точно понадобятся. Рано или поздно это произойдёт.

– Возьми, сколько нужно. И остальное тоже забери и держи у себя и распределяй сам! У меня всё равно украдут!

– Седьмая… – говорит он со вздохом. – Эта мудрая мысль приходила и мне в голову, не буду скрывать. – Но, если бы эти лекарства были у меня, мы потеряли бы их все, потому что… ты не видела мой рюкзак, вернее, то, что от него осталось. Эти лекарства все целы только потому, что ты перетащила свой рюкзак в сруб. Никто не мог предвидеть, что будет цунами. Никогда не знаешь, что сработает, а что нет.

– Я знаю, что сработает наверняка.

– Что?

– Нужно их разделить. Часть у меня, часть у тебя, часть у Рэйчел, например.

Он кивает. Потом вдруг выдаёт:

– Лекарства – это жизнь. Никогда не доверяй свою жизнь посторонним.

И мне впервые приходит в голову: Рэйчел – да, посторонняя. Цыпа посторонняя. Леннон посторонний и Умник тоже. А он, Альфа…

Он смотрит мне в глаза, и вероятно, думает о том же, судя по выражению его лица.

– Мне можешь доверять. Если хочешь, – говорит, потом поднимается и уходит.