— А как эту буфетчицу зовут?

— Валентина, что ли. Машка, а зачем ты все этовыспрашиваешь? На кой черт тебе этот Толик сдался?

— Мальчик симпатичный, отчего бы не спросить.

— Нашла мальчика! Я бы на такого даже не взглянул.

— А зачем тебе на него смотреть, ты же мужчина.

Не желая больше раздражать Вадима, я перевела разговор надругую тему и даже в знак примирения поцеловала его в плечо. Несколько раз намобильный звонила мама — интересовалась моим самочувствием.

Оставив машину на набережной, мы побрели в сторону Дворцовойплощади. Вадим то и дело прижимал меня к себе и говорил комплименты.

Ну и дура эта Маша, что сбежала от такого жениха! Хотя…

— Вадим, скажи, ты меня любишь или деньги моегоотца? — напрямую спросила я.

Вадим от неожиданности остановился.

— Раньше ты не задавала мне подобных вопросов.

— А я вообще не, помню, что было раньше.

Отвечай давай!

— Машка, я тебя не узнаю, — засопел он. — Тыстала совсем другой. Я ведь ничуть не меньше переживал, чем твои родители. Ятвоей матушке по несколько раз в день звонил, справлялся о твоем здоровье.

— Тогда почему ты ко мне в клинику ни разу не приехал?

— Ты думаешь, я не хотел к тебе приехать?

Я просто не мог. Отец твой запретил. Сказал, что, мол,нельзя тебя травмировать. Я так понимаю, что они до поры до времени простостеснялись тебя показывать, ведь ты здорово пострадала на пожаре.

— Да? А я-то, дурочка, думала, что красивое лицо влюбви отнюдь не главное.

— Маша, но я же не мог пойти против воли твоего отца!Какой дурак будет ему перечить. Он же пристрелить может за такие штучки.

— За какие штучки?

— Ну, за непослушание. Машенька, я тебя правда люблю.Да и ты мне раньше отвечала взаимностью.

— А зачем же я тогда от тебя уехала?

— Не знаю, Машка, у тебя характер тяжелый.

Ты сама себе на уме. Сейчас хоть немного угомонилась, араньше была, как вольный ветер. Родителям нервы трепала, не приведи Господь. Асейчас ты тихая, покладистая… Ты мне такой больше нравишься.

Покатавшись на катере по Неве, мы поехали домой. Вадим,поглядывая на меня, смолил одну сигарету за другой. У ворот особняка он вялопогладил мое колено и грустно произнес:

— Маша, ты бы меня не отталкивала, а? Я ведь все-такитвоим женихом считался. Матушка твоя даже спать вместе нам разрешала. Отец наменя как на зятя будущего смотрел, различные планы строил. Может, у нас с тобойвсе получится? Хочешь, я у тебя сегодня ночевать останусь?

— Нет, Вадик, — ласково улыбнулась я. — Яустала. Я хочу пораньше лечь спать.

— А можно, я тебе перед сном позвоню?

— Позвони.

Выпорхнув из машины, я послала Вадиму воздушный поцелуй ивзбежала на крыльцо.

После ужина я поднялась к себе в комнату и включилателевизор. Ничего интересного. Новости, новости, новости. Боевые действия вЧечне, боевые действия в Думе — это накануне отпуска-то! — котировкадоллара на бирже, неутешительный — весьма, надо сказать, неутешительный —прогноз на предстоящую осень. Таньке туго придется… Надо бы разыскать ее,деньжат подкинуть, как раньше. А почему, собственно, как раньше? Сто долларов —разве это деньги? Отвалю ей тысчонку-другую. Приоденется подружка немножко.Перышки почистит.

Скучает небось без меня. Надо бы дозвониться до нее. Нупочему она не отвечает?

Танька к телефону не подошла. Лето… Может, она уехала ссыном отдыхать? Ага, на какие шиши, спрашивается? А ну ее в баню! В сентябреобъявится как миленькая. В крайнем случае, в школу позвоню.

Положив трубку, я открыла Машенькин секретер и приняласьразгребать сваленные в кучу бумаги и папки. Рисунки… Фотографии… Фотографий нетак много. Большинство — с Вадимом.

И на всех они улыбаются. Наверное, Машенька и в самом делелюбила этого большого мальчишку Наверное… А почему же тогда она от него уехала?

Сомнения одолели? Какие? Что-то ведь подтолкнуло ее на этотшаг… А рисунки хорошие. Натюрморты, пейзажи, портреты… Мама, папа, Вадим…

Какие-то девчонки — подружки, что ли? Детские лица,наброски… Карандаш, масло, акварель, гуашь… Ярко, талантливо… Жалко даже, чтоона так по-глупому распорядилась своей жизнью.

Многого могла бы достичь, дуреха… С такими-то родителями!

В половине двенадцатого ночи телефон пронзительно заверещал.

— Машенька, это Вадим. Ты еще не спишь?

— Пока нет.

— Чем занимаешься?

— Картины свои рассматриваю.

— Память-то хоть немного восстановилась?

— Пока нет. Но я нашла твой портрет.

— Может, помнишь, как ты его рисовала?

— Нет, не помню.

— Ты его не рисовала, а писала. Ты всегда злилась,когда кто-то говорил, что ты рисуешь. Всегда поправляла: «Я пишу».

— А как же, Вадик, я писала твой портрет?

— Вдохновенно. Я несколько часов тебе позировал, а вперерывах мы занимались любовью.

— Наверное, здорово это у нас получалось.

— Да, любимая. Мне до сих пор стыдно, что в лесочке яне сумел… Ты уж прости.

— Да ладно. А еще я нашла нашу с тобой фотографию.

— У нас было много фотографий. Ты ведь хотела сделатьсемейный альбом, помнишь, Маша?

— Семейный?!

— Ну да. Мы ведь хотели пожениться.

— Давай о другом поговорим, а лучше распрощаемся дозавтра. Я хочу еще немного покопаться в своих рисунках.

— Если будет скучно, звони. Мобильный всегда со мной.Записывай. Я продиктую номер.