Взгляды Кирилла и Мурата столкнулись

– Изви…

– Не нужно, – Мурат покачал головой. – Я рад, что ты в порядке. Пожалуйста, в следующий раз будь аккуратнее. С теми ребятами шутки плохи.

– Или свистни нашего Толика, покровителя всех слабых и немощных. Разбросает плохих парней как кегли, будь уверен! – сказала незнакомая старшеклассница. Ее шапка с двумя пушистыми помпонами казалась нелепой. Рука Мурата все еще сжимала ее ладонь. – Меня Машей зовут, – представилась. – А ты – Пегов. Тебя я знаю. Может, расскажешь мне подробности той эпичнейшей битвы в подворотнях?

Они шагали вчетвером до ворот школы, и происходящее настолько выбивало из колеи, настолько ужасало и оскорбляло, что Кирилл не мог найти в себе силы поддерживать разговор. Он большую часть пути украдкой поглядывал на улыбающегося Мурата и слушал его подружку. Рот у этой особы не затыкался ни на минуту, а ноги под юбкой загибались как колеса. Кирилл ненавидел ее наравне со Смировым.

После этой встречи остаток дня Кирилл был растерянным. Интерес исчез абсолютно ко всему, улыбка, его привычка, выработанная годами, давалась с трудом. Письма с первого разгрома резко поредели, а сейчас и вовсе исчезли. Одноклассницы и девочки из других классов больше не смотрели, как прежде, лучисто и с обожанием, а прозвище «Принц», казалось, звучало как насмешка. Шкафчик теперь с пугающей частотой вскрывали, выламывали замок, рвали тетради и крали конспекты. Он боролся с этим как мог, но очень скоро выдохся. Когда на перемене Женя и Генка принялись ругаться, Кирилл не ликовал, а когда в ход пошли уже кулаки – как староста не вмешался, просто вышел из класса, потому что устал от шума.

Временами что-то влекло его на крышу, одинокую, заваленную снегом. Он стоял в проеме, дышал холодом, кутаясь в пиджак, и смотрел на тяжелое небо. Будь Мурат рядом, он бы тыкнул пальцем в какое-нибудь облако и сказал, что это летающий зефир. Кирилл скучал.

Тоска со временем крепко засела в сердце и буйно разрослась. Ждать встречи с Муратом больше не имело смысла – он пошел к нему сам. Поникший, с виноватым видом, попросил выйти из класса в коридор. Котов вышел, и они наконец поговорили. Кирилл искренне извинялся, не единожды обещал все исправить и больше не подрывать доверие. Мурат выглядел незнакомцем, равнодушным и усталым. После затяжной паузы он сказал Кириллу исчезнуть, ему не нужны пустые надежды и дружба понарошку, как в детском садике.

«Разберись, чего ты сам хочешь» – услышал Кирилл, перед тем как тоска сменилась жгучей обидой.

Мурат не имел права так поступать! Из проема высунулась Машка и попросила поторопиться. Кирилл с психу рявкнул на нее, чтоб убралась. Мурат больно оттолкнул его к стене, но не ударил – в последний момент передумал. Машка, испуганная, смотрела на них во все глаза, и лицо ее выглядело вытянутым и глупым. Вокруг начал скапливаться народ. Дальше зрелище не продолжилось. Кириллу не хватило духу замахнуться в ответ. Мурат развернулся. Машка схватила его за руку и потянула в класс. Прежде, чем прозвенел звонок, Кирилл успел с искренней злостью пожелать ему быть счастливым «со своей кривоногой сукой».

На обеде он вновь нашел свой шкафчик разгромленным. Металлическая дверца скрипела под его рукой, и этот скрип медленно по нарастающей выкручивал нервы как штопор. Кирилл кривился от боли, глупой, ничем не объяснимой. Боже, пусть все будет как раньше, когда никакая дружба не была ему нужна, когда все сами предлагали свое внимание, когда никто не ходил по коридору и не смотрел на его вскрытый шкафчик как на что-то само собой разумеющееся. Тогда не было ни Мурата с его мнимой посредственностью, ни Пыги с его непрекращающимися попытками доминирования.

Мгновение он со вселенским спокойствием смотрел на то, как эта треклятая дверца открывалась и закрывалась от его указательного пальца. Со стороны выглядело, словно он о чем-то глубоко задумался. Затем по всему коридору раздался страшный грохот, звук рвущейся бумаги и разбросанных карандашей, глухой хруст поломанных вещей. Кирилл рывком выгреб учебники, тетради, листы распечаток, всю канцелярию, обувь и запасную рубашку, чтобы начать в слепой ярости топтать, пинать, ломать. Он безжалостно корежил дверцу под множеством ошарашенных глаз, обращенных в его сторону.

В учительской его ждала воспитательная беседа (классрук сказала, что понимает, как ему тяжело вести за собой весь класс, но важно научиться себя сдерживать), а дома мама принялась гневно кричать на него. Кричать и пить успокоительное. Кричать и пить, кричать и пить, пока Кирилл не уложил ее, слабую и ломкую, на диван.

На следующий день история повторилась: несчастный шкафчик вновь вскрыли, но аккуратно, без разгрома и порчи (уже нового) замка. Внутри лежал банан, аскорбинки в обертке и записка с унизительным: «Тренируй нервы и горло». Кирилл вздернул бровь и последовал совету. Съел аскорбинку тут же, а банан в классе. Он жевал и проглатывал с особенной агрессией, таращась на Илью всю перемену.

С того раза дня не проходило, чтобы Кирилл не наблюдал у себя какую-нибудь находку. По большей части неприятную: в начале были глупые записки, написанные коряво и с ошибками (Кирилл рвал их без раздумий), после этого некто решил превратить его шкафчик в мусорку и принялся подбрасывать внутрь упаковки от сэндвича с крошками внутри, фантики от конфет и шоколадок, пустые пачки от сигарет, выпитые баночки колы. Кирилл никак не реагировал, молча выкидывал все в мусорку.

Затем этот кто-то неожиданно поменял тактику. Однажды вечером Кирилл нашел в своем рюкзаке стеклянную баночку детского питания. Нежное лицо младенца улыбалось ему с этикетки, соседствуя с тремя розовыми персиками. Кирилл долго и протяжно смеялся в подушку, наконец поняв, что к чему. Для подтверждения его догадки неработающий спортзал виделся неплохим решением. Илья отрабатывал все заваленные контрольные: мыл лавки, маты и мячи от строительной пыли. А Кирилл вызвался за ним проследить.

В подсобке, среди кучи хлама Илья долго смотрел ему в лицо… прежде чем предложил закурить. Голова начала кружиться уже спустя четыре затяжки: две неудачные и две глубокие, сухие. Что конкретно ему подсунули, Кирилл не знал и не особо интересовался. Его плющило и распирало от смеха, он никогда еще не чувствовал таких легкости и счастья, словно все сознательные годы волочил за собой горные хребты и теперь, наконец, его плечи свободны. Травка смягчила вытянутое хмурое лицо Ильи. Для конченного недоумка он выглядел в какой-то степени очаровательно.

– Здесь все схвачено. Никто не зайдет.

Кирилл даже укуренным понимал, что это не просто треп. Илья ставил