У ворот он действительно ждал, радостный, полный предвкушения продолжить их общение после такого перерыва. Кирилл тоже хотел этого. Он попросил Женю, Генку и прочих ребят, которые шли с ним, выйти не через главный выход, а через боковой. У него много своих дел, ему не нужны приключения. Ведь это его друг, значит, ему не составит труда подождать еще.

* * *

– Лапыгин Илья. Приятно познакомиться. – Этот голос сочился отвращением. В безэмоциональном, немного сонном взгляде читалось безмолвное: «В гробу вас всех видел, малолетки вонючие».

Учитель показал рукой, куда сесть: ожидаемо в самый конец, словно чем дальше опасность, тем больше кажется, что все в порядке. Ключевое слово «кажется», потому что с Пыгой подобное не работало ни разу.

Гена от его вида покрылся пятнами и прекратил дышать. Остальные напряглись, навострили слух, как стадо антилоп, учуявшее враждебный дух. Илья из своего угла равнодушно смотрел всем в затылки. Он еще не знал, что Кирилл не имеет ничего общего с антилопами.

На перемене Кириллу пришлось вводить «новенького» в курс дела. Он объяснял ему, где в школе библиотека, столовая, туалет, где учительская и спортзал. Выдал обязательные бланки, убедительно попросил их заполнить и отдать классруку, либо ему, старосте, на худой конец. Пыга въедливо разглядывал его лицо. Ясно чувствовалось его нежелание заниматься этой рутиной, его сопротивление и в целом пофигизм. Илья как необъезженный конь: только отвернись, и лягнет в спину. Думается, сам он себя чувствовал кем-то страшным, важным и зубастым, поэтому и хотел Кирилла загрызть.

Такую попытку он предпринял спустя неделю после перевода. За это время успеваемость Ильи сдвинула общую статистику вниз по горке. Он завалил два теста по истории и один по литературе, а в субботу отказался дежурить в классе. Именно тогда и произошел тот самый конфликт, который повлек за собой долгие хождения по врачам и разбирательства на школьном совете.

Кирилл впервые участвовал в драке, хотя то, что произошло тогда, трудно назвать дракой. Шестеро на одного – сущее безумие, без единого шанса на спасение. Никто в лицо не бил, только в живот. Сначала кулаками, затем ботинками, когда Кирилл рухнул на колени. Кто-то ржал в ухо и сально отзывался о его внешности, кто-то, помнится, тушил окурок о рукав пиджака и говорил, что было бы неплохо стянуть с него штаны и проверить – член там или щель, кто-то бил бутылки в стороне, и звон стоял громкий и острый.

А потом, спустя время, когда Кирилл почти потерял сознание от боли, к нему на помощь пришел Мурат. Но не один – со Смирновым. Они, к счастью или несчастью, оказались поблизости и вынесли Кирилла оттуда, тоже прилично получив. Вынесли, чтоб после водрузить на него вязкое чувство вины и неозвученный долг. Будь Мурат тогда один, было бы легче пережить и смириться, ведь Котов не имел нужного авторитета, а потому страдал бы от побоев наравне, и Кирилл на этой почве, возможно, вновь бы с ними сблизился. Вместо этого Смирнов принял весь удар на себя, как бы поставив перед фактом: «Будешь обязан мне до конца жизни, понял, староста?»

Первые дни после случившегося тупая боль не позволяла встать с кровати, и мама поднималась к нему три раза в день, кормила чуть ли не с ложки и за это получала от отца. Мол, есть захочет, сам спустится, нечего нянчиться, заживет, как на собаке. Кирилл не хотел есть, он целыми днями спал. Отец отчасти был рад, что сын получил базовое понятие, что значит быть мужчиной, но не пустил ситуацию на самотек.

В одну из бессонных и болезненных ночей в окошко тихонько поскреблись. За стеклом сквозь белый тюль чернел сгорбленный силуэт Мурата. Он стучался указательным пальцем и часто озирался. Кирилл смотрел на него из темного угла кровати и не шевелился, не хотел открывать и не хотел его слушать. И плевать, что Мурат мог свалиться на подмерзшую землю из-за скользкой черепицы, плевать, что отец, у которого чуткий слух, мог услышать звуки падения. Котов прижался ребром ладони к стеклу и прищурился, затем задумался о чем-то, аккуратно развернулся и исчез внизу. Кирилл раздраженно фыркнул, с тихим стоном перевернулся к стене. Пусть валит к своему Смирнову, думал он, пусть суетится над его ранами, сам во всем виноват, мог бы заступиться в одиночку, а не тащить за собой дружка. Кирилл не привык быть кому-то благодарным, в особенности тому, на чье место он метит.

Но, вернувшись на учебу, он осознал, какой он на самом деле ущербный и мелочный. Мурат исчез, как ему и хотелось, растворился, и Кирилл подозревал, что уже с концами. И вновь, как вспышки в голове, возникали воспоминания с ним, крутились на вечном репите, не давали покоя ни днем, ни ночью, а чувство собственной важности заметно усохло. Кирилл теперь сам искал встречи с Муратом, чтобы хоть немного вернуть себе самоуважение, чтобы хоть немного перестать чувствовать себя последней мразью.

Пересечься с ним случайно не выходило, и отец все еще был дома. Кирилл впал в крайнее уныние, перестал есть вообще. Он смотрел в тарелку пустым взглядом и думал: «Если бы Он сидел рядом и сказал мне проглотить все до последней крошки, я бы, не задумываясь, его послушался». Мама наполнила его блюдо горячим рагу. От запаха глотка начала сокращаться. Кирилл зашелся кашлем, заплевав скатерть. Отец выволок его за шкирку из кухни. Обед был безнадежно испорчен.

Кирилл всегда собой дорожил, а потом пришел Мурат и стал дорожить вместе с ним. Теперь же тот едва о нем вспоминал и, наверное, совсем не скучал. Спазмы сжали желудок, и новый приступ рвоты еще сильнее прижал к унитазу. Кирилл уже не был уверен, нужен ли он вообще кому-то. Даже себе.

«Ты омерзительный» – шипело собственное отражение в зеркале школьного туалета.

– Выглядишь уродливо, – вторил прокуренный голос в дальней кабинке.

Пыга вышел к раковинам, бросил окурок на кафель и размазал ботинком. Он мыл руки и мерзко ухмылялся. Кирилл смотрел на него через зеркало взглядом восковой фигуры – безжизненно и леденяще. Никто еще не насмехался над ним, никто, кроме отца (и его самого), не называл уродом.

– Выглядишь никем, – растягивая каждый слог, он отобрал у Пыги имя.

Илья предпринял попытку реванша в тот же день. Кирилл имел освобождение и мог не ходить на физкультуру, в этом случае рухнул бы в обморок где-нибудь в пустом кабинете, а