– Скажи на милость, платить кому-то непонятно за что! С ума твой лекарь сходит, вот что я тебе скажу! Сколь родишь, столь тебе заботы в старости и окажут… – всплеснула руками Агафья, кидая жалостливый взгляд на малолетнюю собеседницу. Однако через несколько мгновений помрачнела и добавила: – Или не окажут…

– Кстати, ты знаешь, что тот сладкий сахар в Царьграде стоит… ну очень дорого?! – кинулась в наступление Радка, не обращая внимания на состояние Агафьи. – Серебром по своему весу! А то и золотом! И что через пару десятков… что довольно скоро община начнет торговать этим товаром! Вот тебе и знания!

– Ох же ты боже мой! – побледнела та и обратила свой пыл на новую тему: – Что ж ты раньше молчала?! Зачем же я с соседкой семенами поделилась? Может, сходить к ней да сказать, что самой не хватает?

– Лучше за тем, что высадишь, ухаживай как следует. Про гривну серебра тебе бабоньки наплели, но и гривна кун просто так на дороге не валяется! Ой как не валяется! – Радка неожиданно прищурилась и закусила губу, чтобы скрыть обуревавшие ее чувства. – Тем более постоялый двор тебе не светит, я доподлинно знаю…

– Что так? – Агафья подозрительно вгляделась в лицо собеседницы, но, не заметив никаких угрожающих ей признаков, расслабилась. – Брешешь без толку, как всегда… Лучше давай семена высаживай, неча языком молоть пустопорожнее!

– Да разве ты не знаешь? Судьи и их жены лишь на общество работать могут и все содержание от него должны получать. В точности так же, как и советники воеводы вместе с ним самим!

– Как же я дело свое брошу? – недоуменно воззрилась на Радку Агафья. – Я же на этот треклятый постоялый двор столько горбатилась… Я что, должна наработанное чужим людям отдать?

– А вот так! Или мужнина жена, или свое дело! А еще по веси молва идет, что по осени вся община подастся в леса, а селение сожгут! Вместе с твоим двором!

– Караул… – Голос Агафьи задрожал, и она стремительно ринулась мимо Радки, не забыв перед этим, однако, ткнуть ей грязным пальцем на семена и подготовленную грядку. – Караул! Грабят! Любим, слышишь ли?! Ох, грабят нас!

Пристань была заполнена под завязку. Новгородцы уходили домой. Скрип деревянных мостков и грохот бочек перемежался топотом босоногих грузчиков и руганью, которая сопровождает почти любую погрузку. Стихая время от времени, шум снова набирал свою мощь, как только отдавленные пальцы, свежие занозы или неловкость отдельных неуклюжих работников давали о себе знать особо витиеватыми выражениями.

Лишь в одном месте было достаточно свободно и тихо, однако именно его все обходили стороной. Да и немудрено – на крайних мостках тихонько переговаривались между собой воевода и хозяин новгородского ушкуя, птицы высокого полета. Кроме того, проход к ним был загорожен двумя добрыми молодцами, размеры плеч которых позволяли им сдерживать натиск многих недоброжелателей, если бы таковые нашлись.

– …Так что, Трофим Игнатьич, не передумаешь?

– Нет, Костянтин Дмитрич. Малый совет так решил, зачем мне поперек его идти?

– Не властен, значит…

– Властен, боярин, властен. Но нужды не вижу. Если продадим тебе секрет наших домниц, то не будет резона Великому Новгороду с нами торговать! Да и ты… Как бы не уплыла наша тайна в чужие руки.

– Так Завидка у вас остается. Неужто ты мог подумать, что я родного сына…

– Не о том речь ведешь, Костянтин Дмитрич. Отроку твоему мы вреда не причиним, как бы наши с тобой дела ни сложились. Но вот риск того, что твоих людишек или лично тебя принудят поделиться всем что знаете, слишком велик!

– Это да… – нехотя согласился новгородец. – В любом случае, благослови тебя Бог за помощь! За то, что купу[42]мою излишней резой не утяжелил и проволокой поделился. Не хватило бы у меня монет на все, не рассчитывал я тут расторговаться, хотя Захарий и поведал мне о вашем железе… Так что чувствую себя, словно в закупы продался!

– Не бери в голову, боярин! Слову твоему вера великая, да и нам выгоднее твой ушкуй до краев загрузить, чтобы ты не гонял его в свои края с малым прибытком. Кроме того, реза, мной выпрошенная, не такой уж и простой будет… Поди, рядом с Новгородом непросто будет землицу с доброй глиной найти да дело кирпичное наладить?

– Найду, не сомневайся! Ваяют мастера соборы каменные, значит, и плинфу им есть из чего делать!

– Вот в нее весь отмеренный нам доход по слову нашего мастера и вложишь. Сам рассудишь, где там твоя половина, а где наша…

– Как договаривались! От меня умелый работный люд, защита от притеснений всяческих, да и сами продажи тоже на моей шее, а от тебя лишь знания и начальные вложения, – повторил уже не раз обсужденное новгородец, но тут же бросил настороженный взгляд на двух мальчишек лет пятнадцати, скромно пристроившихся около ушкуя. – Но не молоды ли посланники ваши? Может, лучше умудренных годами мастеров отправить?

– Степенных нам не надо! Они пошевеливаются не торопясь, а у нас трубы горят и планов громадье! – Заметив озадаченное лицо собеседника, Трофим озабоченно крякнул и пояснил свою фразу: – Вот, нахватался от некоторых людишек словечек невнятных, теперь сами из меня лезут!.. Не печалься про мальцов, то разумные хлопцы, одних из самых способных подмастерьев Вышатка с Фомой отдали. А который за старшего – мертвого из могилы поднимет, а работать заставит… Вот только помощников им надо найти того же возраста.

– Другие под них и не пойдут!

Новгородский купец согласно кивнул и задумался. Его смущала не столько молодость ветлужских мастеров, сколько новое поле для их деятельности. Сам он не раз страдал, когда пытался начать новое дело, не выяснив всю его подноготную или не взяв на заметку всех, кто мог ему в этом помешать. Даже косвенная помеха могла быть причиной неудачи или краха всех усилий.

На этот раз вспомнился торговый поход на Варяжское море, о котором он вчера за фляжкой доброго меда совершенно не к месту поведал воеводе. Тогда ему поблазились цены на меха у саксов, и он решил попытать счастья, пройдя в их земли через бодричей. Кому он помешал, так и осталось невыясненным, но одну из его лодей с пушной рухлядью просто сожгли. Готландские купцы, остановившиеся неподалеку, списали это на столкновения между язычниками и христианами, якобы произошедшие неподалеку от крепости Любице, где они и ночевали. Мол, перепутали его с кем-то. Однако «шальные» зажигательные стрелы, прицельно упавшие на его караван, наводили совсем на другие мысли.

Больше он к ваграм, самому северо-западному племени, входящему в ободритский союз, не совался. Помимо воспоминаний о своих убытках, были и другие, более веские причины такого поведения. Постоянные столкновения бодричей с саксами отбивали всякое желание испытывать свою удачу в этих землях, поэтому не только он, но и многие новгородские купцы предпочитали ходить лишь в спокойный Готланд, где у них было выстроено солидное подворье и даже храм.