Такие доводы еще раз убеждали ее, что могущество копы всегда будет простираться лишь до определенного предела, до воеводских слов «будь по-моему»! Как, собственно, и было на Переяславщине, когда к ним в вервь заезжал какой-нибудь княжий человек и без всяких поводов вставал на кормление. Или взять тот случай, когда по велению Мономаха собирали со всей Переяславщины тягловую силу для восполнения падежа боевых коней. И вроде бы поход на половцев был вполне богоугодным делом, но как без скотины пахать и сеять?!

Так что хотя общинники и были вольными людьми, отягощенными на прежнем месте жительства лишь воинской повинностью, но пересилить некоторые излишние требования своих правителей они не могли. И дело было даже не в том, что мало кто из местных мог трактовать своды Русской Правды. Агафья не очень понимала, что вообще можно противопоставить одоспешенным воинам, взирающим на тебя исподлобья! Да хотя бы одному, если это сам воевода!

Недавно она как раз и высказала Любиму свою точку зрения на все их бессмысленные сходки, которые по сути ничего не решают. После таких доводов даже ему пришлось с ней согласиться, хотя вначале кузнец и пытался весьма вяло возражать. Мол, все теперь зависит от общего собрания, только вот на него созываются не все подряд, а лишь выборные от селений, потому что иначе при разрастании общины копа будет похожа на стихийный торг, где главенствуют самые крикливые. Зато голоса для такого выбора получают лишь те, у кого в семье не менее пяти детей или они получили звание мастера…

Насчет этих условий Агафья была прекрасно осведомлена и даже согласна с ними, особенно с учетом того, что солидный статус Любима приносил не только этот самый голос, но и весомую прибавку в мошну. Да и второе требование про детишек не вызывало у нее отторжения, тем более оно не было таким уж невыполнимым – после повсеместной установки русских печей в домах жителей общины и постоянного обхода малолеток лекарем младенцы не в пример лучше перенесли эту зиму. Даже народившиеся в последнее время крохи почти все выжили, так что пятеро отпрысков в семье вскоре редкостью уже не будет.

Однако Любим забывал об одном важном обстоятельстве: воины после трех лет службы получали право голоса в любом случае, а уж ратникам нынешней дружины по вполне понятным соображениям предоставили такую привилегию сразу. Это она и напомнила своему благоверному, весьма едко пройдясь по провалам в его памяти. Любим только крякнул на такие слова и вновь забормотал какую-то ерунду про глупую бабу и про то, что теперь выборные мастеровые, земледельцы и воины должны быть единодушны в своем мнении, иначе копа решения принять не может.

Как будто это не приведет к еще большей говорильне?! Кроме того, даже глупая баба способна понять, что голоса ратников всегда пересилят любые другие. Который день мужи друг другу волосья рвут, прикидывая, как уйти из-под удара булгарцев? И хотя решение по этому поводу якобы должно приниматься на копе, Агафья была уверена, что Трофим Игнатьич плюнет на мнение собрания и поступит по-своему.

Вот тут-то и поведал ей Любим, что малый совет при воеводе решил соблюсти какое-никакое равновесие и избрать троих человек от переяславских, отяцких и черемисских людей. В том случае, если люди на общем сходе не смогут договориться или их мнение не совпадет с чаяниями главы ветлужцев, эту троицу попросят рассудить сложившуюся ситуацию. В принципе от них потребуется немного: соблюсти справедливость и подтолкнуть людей к правильному решению, исходя лишь из своей мудрости, жизненного опыта и ветлужских законов. Но уж если они произнесут окончательное слово, то оно будет обязательным даже для воеводы. И никто по идее не должен на это ничего возразить: ведь выбирали судей сообща и именно для этого! Да и древние традиции по сути дела соблюдены: кто они, как не старейшины?

Буквально на днях переяславские мужи путем нехитрого голосования белыми и черными камешками выбрали таким судьей именно Любима. От отяков прошел Пычей, а представителем от черемисов стал Лаймыр. На самом деле деления по родам у ветлужцев не было, и старого кузнеца избрали от Переяславки, а бывшего отяцкого старосту от Сосновки, однако принадлежность их к разным племенам устраивала всех. Да и выбирали их общины самостоятельно, без какого-либо давления со стороны воеводы.

А вот кандидатура от черемисов была прямо предложена малым воеводским советом и вызвала у многих небольшую оторопь. Представители этого народа не только не состояли в ветлужских общинах, но и подчинялись напрямую кугузу. Однако воевода все-таки попросил застолбить место для черемисского представителя на будущее, пусть даже и без решающего голоса. Судьбы этого племени все больше и больше сплетались с жизнями ветлужцев, поэтому он и не хотел обделять его вниманием. Да и как можно было игнорировать народ, господствующий на Ветлуге?

И вот теперь Любим в одной связке с такими людьми… С того памятного разговора Агафья просто лопалась от гордости, стараясь лишний раз сходить на колодец и рассказать бабам, что ее муженек не лыком шит, да и ее саму не стоит списывать со счетов. Однако при всем при этом ее благодушное настроение портила одна небольшая проблема, которую самостоятельно она решить не могла, а попросить помощи, чтобы не быть осмеянной, было почти не у кого. Эта мысль-червоточина постоянно свербела и не давала покоя: как теперь нужно называть ее саму? Судейка или судьиха? Стоило только оплошать, и у колодезных подружек появится невиданная возможность наградить ее обидным прозвищем до конца жизни. По недолгом размышлении она и обратилась с этим вопросом к задумавшейся Радке. Однако той было пока не до этого.

– Да хоть африканским слоном! Есть такой зверь! Ты лучше мне другое скажи… Почему ты считаешь, что именно тебе постоялый двор достанется?

– А кому же еще? – тут же набросилась на нее Агафья, обидевшись на сравнение с каким-то неразумным созданием. – Не сможет никто из желающих дать больше, чем я. Тебе же самой за помощь в готовке около четверти гривны перепало! А меня еще Любим поддержит. Его воевода особо выделяет среди остальных кузнецов: он все-таки у самых истоков стоял, так что ему при дележе выручки особую долю положили! Кстати, этот двор и твое будущее! Вот только на уме у тебя все хихоньки да хахоньки! Ну какой прибыток от твоей школы? Шла бы ко мне в помощницы насовсем, тогда и сва…

– Какой прибыток?! – рассвирепела Радка, которой уже надоело выслушивать намеки про свое замужество. – Знания! Ты вот, к примеру, догадываешься, что из свеклы можно добывать сладкий сахар, а?

– Да я и медом обойдусь, – фыркнула ее собеседница. – Не слишком и хотелось. Да и знания твои… если все девки за ними ринутся, то кто рожать будет?!

– Будут!.. Дядя Слава всегда говорил, что знания девкам нужны в основном лекарские, чтобы они могли семьи и ратников обхаживать. Однако если кому без них невмоготу, то может и дальше учиться, были бы способности… – Радка немного подумала и уже неуверенно продолжила: – Хотя он еще дополняет, что когда-нибудь воевода примет такой закон, что бабу будут оценивать лишь по тому, сколько она детей выкормила да воспитала! А если она кормильцев в старости недосчитается из-за той же войны, то и приплачивать за потерянных будут!