Потеряв всего шестерых, они взяли обе башни, и стража, закованная в медные панцири, отбиваясь топорами и короткими пиками, отступила к пещере, затворив ворота.

Поморы взломали каменные створки, на колдовской зеленый туман нойдунов, что лишает людей разума, ответили очистительным огнем, и, славя его имя, имя Всеблагого Отца, ворвались в пещеру.

На узкой лестнице посекли они оставшихся стражников и чародеев, и тогда он, прислушиваясь к звукам боя, подкатывающего прямо к дверям его узилища, в первый раздернул цепи…

С визгом бросились в стороны карлики, зашипели змеи, заколыхался магический кокон. Он выпрямился во весь свой немалый рост и рванул уже со всей силы — чары растаяли, лопнули оковы, полетела каменная крошка, порванные цепи хлестнули по стенам темницы…

В ужасе завопил что-то за дверями последний из нойдунов, взывая к разуму поморов. Поздно… Он развернулся, с наслаждением растоптал пару подвернувшихся под ноги карликов и одним ударом вышиб Двери.

— Свободен я! Свободен!!!

— Див! Див! — заорали дружинники ритца Прогоста, и тут случилось странное — они не пали ниц при виде трех его огненных глаз, длинных клыков и чешуйчатой кожи, что подарил ему Падмэ. Не напугали их ни рога, ни острые когти, ни раздвоенный язык. И самое главное — магический ужас, что внушал облик его, облик Повелителя Вселенной, не тронул русоволосых воинов.

Вскинув мечи, ринулись они на него — в свою последнюю битву…

Полегли все. За двести с лишним лет в цепях и оковах он разучился сдерживаться — и когти его пробивали человечьи тела насквозь, а клыки его взрезали плоть, перемалывая кольчуги и кожаные рубахи, словно рыбьи кости и чешую.

Не успел он опомниться, как на залитой кровью лестнице, заваленной мертвыми телами, осталось лишь двое — он да израненный ритц Прогост, прижатый ногой его к скользким, дымящимся свежей кровью ступеням.

— Глупец! — прорычал он ему. — Ты мог бы стать первым бойцом в армии Властелина Миров!

Помор не ответил ему, отвернулся с отвращением, что-то зашептал. Он прислушался — Прогост перед смертью взывал к возрожденным богам земли своей: «Пер-Втор, Троян-Триглав, Чет-Четун, Пядь-Пята, Шес-Шасток, Сед-Сив, Восмик-Восолый, Дев Ятой! Всеблагой Отец! Заступитесь!»

Ритц так и умер с именами богов на холодных губах, не пожелав или не сумев узнать того, к кому взывал перед смертью. Освобожденный узник прочел его мысли — помор жалел лишь о том, что не успел снять проклятие с рода и отмстить за прадедову честь…

Тогда он переступил через остывающее тело и вышел наружу…

…Он свободен. Свершилось. Свежий ледяной ветер бьет его в грудь, крики чаек заставляют трепетать сердце — они так похожи на крики вдов.

Вот он, мир перед ним. Чужой, давно забывший его деяния мир-мир, который ему предстоит покорить вновь. Снова будут походы, и мерная поступь тысяч учеников его будет гулким эхом отдаваться в ущельях неведомых гор на самом краю света.

И сотни тысяч лишатся крова. И тысячи сотен захлебнутся кровью…

Хочет ли он этого? Впервые человек не подчинился ему. Молодой ритц предпочел умереть, но не встать под его длань. Это значит только одно — он больше не властен над судьбами людей. И если это так, то незачем жить. Любой бой тяжел, но стократ труднее одолеть врага, когда бьешься с самим собой. И он не был бы Повелителем Вселенной, если бы не одержал победу и в этой, своей последней, битве.

Наверное, ему вспомнились те девяносто девять младенцев, которыми он расплатился за свое бессмертие. Потом, уже после обряда, ходили слухи — что с ними сделал слепой колдун Падмэ.

…Его не может убить никто. Никто — кроме него самого! И он ушел в бушующий океан, и соленые волны сомкнулись над головой его.

Ибо он — Всеблагой Отец, чье учение и замыслы извратил первый ученик, Человек-Без-Имени. Все это видел чудом уцелевший в бойне на острове стражник, видел — и поведал посланникам моим. И тем ценнее становятся знания, собранные менесами нашей лабы, суть которых: Всеблагой Отец мертв, мертв только теперь, а людьми и нелюдью правит самозваный чаровник, имя которого сокрыто от людей. Кто узнает его имя, узнает и способ, как победить его.

— Кто узнает его имя… — прошептала Тамара, откладывая прочитанную тетрадь. История того, что произошло здесь, в этом мире, для нее теперь стала более понятной — и в то же время более сложной, запутанной.

— Кто такой Человек-Без-Имени? — Вопрос прозвучал неожиданно для Бойши, и итер радостно вскинул голову, решив, что Тамара простила его.

— Ну это… Чистуны верят, что он — первейший помощник и десница Всеблагого Отца. И когда итеры… мы, то исть, Отца, значит, гвоздями к адовым вратам приколотили, дело его Человек-Без-Имени довершил.

— А вы приколачивали?

— Да нет же! — Бойша вскочил, с досадой нахмурился. — Наговоры это все! Вот к господину наруку придем, он тебе обстоятельно растолкует.

— И еще один вопрос, — задумчиво произнесла Тамара, прихлебывая из кружки горячий брусничный отвар. — Где обретается этот Человек-Без-И мени?

— Не знаю, — растерялся итер.

— Ясно. Свободен.

— А это… Может, надо чего?

Тамара отрицательно покачала головой, давая понять, что разговор окончен и продолжения не будет.

— Все серчаешь, — с пониманием буркнул Бойша. — Ладно… Тексты отдай. Все одно ничего прочесть не успеешь — Поворотный камень скоро.

Рассеянно сунув в руки итера тетрадь, Тамара полезла наверх. После метаморфозы, произошедшей с конем во время снежной бури, находиться на палубе стало затруднительно. Да и палубы никакой не было! Двускатная крыша укрывала теперь древесный корабль, и лишь по самому коньку тянулся узкий, в шаг шириной, мосточек, по которому можно было добраться до носовых корней.

Рискуя оступиться, Тамара едва не на четвереньках прошла этот путь и, ухватившись за обледенелый деревянный рог, осмотрелась. Местность за ночь разительно изменилась. По левую руку от плеши угрюмой стеной встал Стражный лес — стало быть, где-то рядом лежало очередное мертвоземье. Справа, напротив, расстилалась неоглядная травянистая равнина, чуть припорошенная снежком. Она едва заметно понижалась к востоку, и там, впереди, сквозь утреннюю дымку, Тамара разглядела серебристый отблеск большой реки.

А потом она увидела коня. Чуть ниже «Гиблеца», он шел по Чернолесской плеши навстречу, широкий, приземистый, длинный, с ярко полыхающим пузырем. Девушка растерялась. Надо было что-то делать, хотя бы сказать Бойше, итер наверняка знает, что предпринять, но бессонная ночь и какое-то общее бессилие, охватившие вдруг Тамару, точно приковали ее к месту.

Чужой конь приближался. Уже стали слышны скрип катков, древесные стоны, гудение верхового ветра в туго надутом парусе. Там тоже заметили «Гиблеца», по верху забегали люди, с носа что-то начали кричать…

— Что встала?! — отчаянно заорал вдруг за спиной выбравшийся на крышу Бойша. — Почему не упредила?! Разминок делать надо! Ветра ж столкнутся! А-а, чувырла рыбоглазая!