— А и не гляди! — тонко выкрикнул Атям. — Тем паче на себя глядеть неудобно, ежели без зеркала! Сам напрокудил, а теперь явился не запылился и туда же — жизни учить! Жил я без тебя две с половинкой сотни лет — и еще столько же проживу! Шкандыбай отселе, ищи свой вчерашний день в завтревом.

«Двести пятьдесят лет, — ужаснулась Тамара. — Значит, сейчас и вправду две тысячи двести шестьдесят какой-то год! Мамочки!»

— Э нет, друг любезный, — сдвинул брови Мыря. — Один я не уйду. Мы вот как поступим: ты со мной пойдешь. А ты, — домовой глянул на Бойшу, — Тамару Павловну к набольшему своему сопроводишь…

— Я с этим, — девушка презрительно кивнула в сторону итера, — никуда не пойду!

— Ты не боись, — понизив голос, улыбнулся ей Мыря. — Он теперь тебя как зеницу ока беречь станет. Повязали мы вас золотой цепочкой. Случись чего с тобой — и ему не жить.

Бойша вздрогнул, выбелился лицом под стать старой березе.

— Ка-акой еще цепочкой?! — взвилась Тамара. — Зачем это?

— Затем, что надо нам оба-два сбегать кое-куда, а прежде подкормить доходягу энтого…

— Я с места не двинусь! — опять завизжал Атям.

— А то я спросил, — буркнул Мыря, вдруг ухватил старика за бороду и потащил за собой, широкими шагами удаляясь к лесу.

— Стой! — закричала Тамара. — А я?

— Не боись! — донесся до нее сквозь вой Атяма голос домового. — Я вернусь! Золото не ищите — нету его. Придумка это. Ну все, встренемся еще!

* * *

Конь «Гиблец» полз по Чернолесской плеши на восток. Угрюмая Тамара бездумно смотрела на пейзаж за бортом. Она чувствовала себя ужасно одинокой и никому не нужной. Домовой ушел, бросил ее, куда-то потащив отвратительного старика, якобы самого себя из нынешнего времени. Молодой итер оказался мерзавцем, собиравшимся принести Тамару в жертву этому самому старику. Если бы не Мыря, даже страшно подумать, ЧТО ожидало бы девушку.

Бойша еще и оправдываться пытался!

— Я же знал, что твой незнать справится с Атямом! — горячо доказывал он, пряча глаза. — Мне ж без Талинки не жить! Люблю я ее, понимаешь?

— Любишь?! — бешено выкрикнула Тамара. — И за любовь свою другую… другого человека готов на смерть обречь? А если бы Мыря не сумел ничего сделать? Если бы Атям этот и его, и меня… Сволочь ты! Зря я тебя спасла. Подох бы — и все.

— Не кричи, — попросил Бойша. — Виноват я. Но повинную голову и меч не сечет.

— Еще как сечет! — снова взбесилась девушка, хватаясь за кинжал. — Вот возьму сейчас и проверю…

— Не, нельзя, — покачал головой итер. — Мы ж теперь чарами связаны, златой цепью. С тобой чего случится — мне не жить, со мной — тебе.

— Да будь ты проклят! — Тамара швырнула клинок на палубу и ушла на нос коня, на ходу пинком опрокинув котел с остатками похлебки.

— Ну так-то зачем? — примирительно заворчал Бойша, поднимая котел. — Еда ж все-таки. Негоже это.

— Да заткнись ты… — кошкой прошипела девушка.

Больше они не разговаривали. День прошел, наступил вечер. Конь Двигался по пустынным землям, медленно приближаясь к Поворотному камню, где обитал верховный итер господин нарук Стило Трошсын. «Как-то меня там встретят? — гадала Тамара. — Если все итеры такие, как этот Бойша, ничего хорошего ждать не приходится».

Ночь прошла спокойно, если не считать окончательно испортившейся погоды. Зима все же догнала путников, и на «Гиблеца», на путеводную плешь, на леса обрушился снеговой заряд невиданной силы.

Все вокруг погрузилось в белую мглу, ветер наотмашь хлестал Тамару по лицу, и она решила спуститься вниз. По палубе пришлось пробираться, согнувшись в три погибели, ноги вязли в настоящих сугробах, выросших буквально за несколько минут.

— Быстрее, быстрее! — высунувшись по пояс из люка, кричал ей сквозь вой метели Бойша. — Сейчас конь закроется!

Тамара не поняла, что он имел в виду, но через минуту сама увидела, на что, оказывается, способно чаровное средство передвижения. По всему корпусу «Гиблеца» прошла сильная судорога, стволы зашевелились, как будто пластилиновые; ветви изгибались, точно змеи. Палуба над головами забившихся в клеть людей поднялась горбом, вздыбилась, сбросила с себя снег и стала похожа на двускатную крышу.

— Котлы-то! — с досадой хлопнул себя по лбу итер. — Котлы-то там, наверху, остались! Все, теперь валяются где-то позади, в снегу…

Ничего не ответив, Тамара пододвинула к себе масляную коптилку и, чтобы отвлечься, опять принялась за расшифровку записей неведомого ей профа Разгляда. Дело шло туго — без ключа и компьютера со специальной программой тайнопись упорно не поддавалась. Тамаре, правда, удалось выяснить, что Разгляд использовал шифр Виженера. относящийся к довольно сложным полиалфавитным шифрам. Девушке пришлось вспомнить курс лекций по истории криптологии, который был вводным в их Институте криптографии, связи и информатики при Академии ФСБ России.

— Квадрат Виженера… В качестве ключа используется часть текста самого сообщения… — шептала Тамара, листая тетрадь. — Льюис Кэрролл считал шифр Виженера невзламываемым. И конечно, его тут же и взломали. Первым это сделал… Кто? А, Фридрих Касиски, в конце девятнадцатого века. И как он это сделал? Думай, Тамара, думай! Вспоминай… Так: «Тест Касиски опирается на то, что некоторые слова, такие как, например, „the“ в английском языке, могут быть зашифрованы одинаковыми символами, что приводит к повторению групп символов в зашифрованном тексте». Ну-ка, ну-ка…

Развернув на колене кусок бересты из запасов, сделанных еще дружинным головой Зубаном, Тамара принялась острой щепкой выписывать на него последовательность символов. Очень скоро стало понятно, какова длина ключа, и пришло время начертить «квадрат Виженера».

Когда зловредный шифр наконец сдался и Тамара прочла первую строку: «По ночам он грызет железо», девушка едва не запрыгала от радости. Проф Разгляд писал о результатах экспедиции, отправленной им куда-то на север, в занесенную снегами Скандинавию. Речь шла о некоем существе, долгие годы удерживаемом на отдаленном острове в океане. Повествование было увлекательным, несмотря на несколько архаичный стиль. Правда, Тамара поначалу не поняла, о ком рассказывает проф. «Чтобы приблизиться к храму, нужно одолеть весь путь до него», — припомнила девушка древнюю мудрость и углубилась в чтение.

По ночам он грызет железо. Чешуйки ржавчины скрипят на зубах, слюна становится вязкой. Постепенно она заполняет весь рот, и тогда ему приходится глотать эти колючие ледяные сгустки, дабы хоть чуть-чуть притушить огонь, что выжигает его изнутри.

Огонь, имя которому — ненависть…

Деловитые карлики-цверги с мерзкими рожицами денно и нощно снуют по его мрачному узилищу. Они крепят цепи и кормят рыбьей кровью слизней, что ползают по железу, покрывая хладный металл чародейской плесенью. Они затягивают винты на оковах и проверяют печати, наложенные колдунами-нойдунами. Они бдят во все свои маленькие белесые глазки, не ослабли ли путы на скованном пленнике.