В парке замерзший сторож подпрыгивал на месте от холода, а Катя, Феликс и Шурик катались на карусели и смеялись. А потом они шли по комнате смеха, от зеркала к зеркалу. Зеркала отражали их то безобразно тощими, то непомерно толстыми. Это вызывало новые потоки гомерического хохота.

Катя здорова! Они все вместе! А что еще надо?

И у фотографа они снялись все втроем. Феликс – посередине. Слева Катя, справа Шурик. Сияющие. Довольные… Точно образцовая семья. Только почему-то очень уж молодая…

…Дома художник приклеил этот снимок на последнюю страницу семейного альбома.

– Ты что сделал? – спросил ошарашенный Шурик.

– А как же прадедушка? – не поняла Катя. – Здесь же только твои предки и родня.

– Знаешь, я думаю, прадедушка обрадовался бы, – улыбнулся Феликс.

– Пожалуй, – решил за прадедушку мальчик. – А Ван Гог теперь нам не соперник. Ван Гог в коридоре курит! Нам баксами платят! Нам заказы делают!

– Никогда бы не подумала, – улыбнулась Катя.

– Что? – не понял художник.

– Никогда бы не подумала, что счастья может быть вот так много, сразу. Как-то это не укладывается в моей голове.

– В моей тоже, – улыбнулся Феликс, – но мы все уложим!

– Короче, надо брать компьютер и тачку, пока подержанную. Надо заводить свое дело. Знаю одно интересное место для помещения капитала. Слушайте сюда! – затараторил мальчик.

– Нет, это вы слушайте, а говорить буду я, – перебил старший. – Эти деньги – Катины. И ни одного рубля больше мы не потратим на себя и на свои удовольствия. На, возьми – это мой долг, – протянул он Кате деньги.

– Но здесь больше, чем было!

– Не мелочись, мы их не считаем, – заявил Шурик.

– Спасибо, – сказала Катя, – я лишнего не возьму. А Шурику нужна куртка, потому что уже холодно. И скоро зима.

– Но ведь я останусь с вами? – с робкой надеждой спросил мальчик.

– Со мной, ты хотел сказать, – поправил художник, – Катю ждет Глеб.

Девушка опустила глаза, а потом тихо попросила:

– Заведи еще раз музыку!

– Пожалуйста!

Феликс принес проигрыватель и поставил единственную пластинку – вальс «Муки любви».

– Дамы приглашают кавалеров! – объявил он, и они с Шуриком встали рядышком, затаив дыхание, выжидая, кого выберет Катя.

Заиграла музыка. Катя смотрела сначала на одного, потом на другого. Сначала на Шурика, потом на Феликса. Но не выбрала никого, а неожиданно, перекрикивая музыку, быстро заговорила:

– Я там рубашки погладила, вон стопочкой сложила. И белье тоже чистое.

– Ага, – кинул Феликс как бы равнодушно.

– Хотите, я вам борщ сварю на два дня? Или, может, суп харчо, а?

– Знаешь, что говорил мой прадед, – сказал Феликс, сняв иглу с пластинки, – «Собаке рубят хвост в один прием». Запомни. И я запомнил! Расшифровать? Уходишь – значит, уходи. И не надо обеда никакого. И музыки не надо.

Катя на старенькой почте. Она говорила в трубку:

– Алло, Глеб. Глеб, это я. Я все достала. Я буду ждать сегодня. Сегодня. В пять на ВДНХ, ладно? У главного входа. Или у фонтана Дружбы народов, хорошо? Я все принесу, деньги у меня. Пока, Глеб.

Она впервые не добавила «я люблю тебя». И на секунду умолкла, словно сама ожидая от себя этой фразы. Нет, не дождалась…

Лысый бил Красавчика по лицу. Тот уворачивался:

– Нет, только не это! Я его достану, я знаю как! Только не порть меня, пожалуйста!

– Убожество, – сказал Лысый. – А Достоевский говорил, что красота спасет мир. Никого она не спасет. Поэтому я больше люблю Толстого Льва Николаевича. А ты, что ты любишь, кроме своего отображения в зеркале, а?

– Через два часа я буду знать, где он. Я тебе обещаю!

– Через час! – рявкнул Лысый и разбил зеркало, в которое так любил смотреться его подчиненный.

Художник смотрел в окно. Тихо звенели колокольчики в доме. Из калитки выходили на дорогу Катя и Шурик.

Шурик держал девушку за руку.

– Я только провожу тебя, я к вам не подойду. И ему ничего не буду говорить. Я буду молчать. Когда вы уйдете – я тоже уйду. Только, пожалуйста, разреши мне пойти с тобой.

– Лучше бы ты побыл с Феликсом!

– Ты большую сумму денег везешь, – нашел довод мальчик, – мало ли что может быть. А тут мужчина рядом!

Она внимательно поглядела на него и не стала возражать.

– Ладно, поехали!

Художник смотрел в окно и вдруг встретил взгляд Кати. Она глядела прямо на него, точно хотела что-то сказать… Но он отвернулся. И тогда девушка зашагала прочь, ее сопровождал верный юный рыцарь-Шурик.

Машина Красавчика подъехала к салону Власа. Глядя в зеркальце, он поправил волосы, вышел и направился ко входу.

– Его нет, – ответила болтливая подружка хозяина. – А, собственно, что вы хотели?

– Девушка, милая, – Красавчик почувствовал себя в свой тарелке, – я вас умоляю. Он нужен мне срочно, от этого зависит моя жизнь! – Он схватил девушку за руку. – Какая форма пальцев! Я нарисую их, хотите?

– А вы умеете? – с недоверием спросила Ирина.

– Чего я только не умею, – улыбнулся Красавчик, разглядывая развешенные по стенам картины. Вдруг одна из них бросилась ему в глаза. Он не мог ошибиться! Это работа Феликса! Тот самый портрет с оттопыренным ухом. Художник смотрел с холста ласково и печально.

– Послушайте, откуда это у вас? – спросил он.

– А! Это приятель Власа, один сумасшедший. Знаете, такой лохматый смешной человек. И другой такой же сумасшедший купил его работы. Видимо, они чувствуют друг друга, как рыбак рыбака. Довольно прилично заплатил. Мы недавно отвезли деньги Феликсу на дачу, на даче он живет, на старенькой…

– Так, так… А дача та где? – Красавчик, чувственно сжав пальцы Иры, придвинулся к девушке. – Где дача, помните?

Машина Красавчика вновь мчалась по улице, и он радостно орал по сотовому своему шефу:

– Если человек нравится женщинам, это многого стоит. Она дала мне самое подробное описание и, знаешь, даже хотела поехать со мной. Но у меня железный принцип – не трогать баб своих приятелей, иначе бы у меня не осталось ни одного друга!

Шурик и Катя ловили на дороге машину.

– Как ты обратно добираться будешь? – беспокоилась Катя.

– На электричке, – ответил мальчик.

– Я буду волноваться!

– Я не маленький, девушка. Раз я обещал проводить, провожу. А там уж твое дело!

– Куда вам? – остановилась машина.