Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей верили, учитывая, сколько ступенек она пролетела, и могла удариться головой. Я поехала вместе с ней в больницу в машине скорой помощи, а по пути набрала номер Дадо и, опуская подробности, сообщила, что нас с Пилар везут в клинику, и было бы неплохо, если бы он сам как можно быстрее туда подъехал.
Дадо разволновался и обрушил на меня шквал вопросов, но я, прервав его, ещё раз попросила приехать и захватить с собой документы Пилар — все какие он сможет найти, они ведь теперь вроде бы вместе живут, так что ему стоит поискать по шкафам.
Назвав адрес больницы, я сбросила звонок. Пусть приезжает и все сам выясняет на месте. Объяснять ему ситуацию по телефону у меня не было ни сил, ни желания.
Иришка, так и не дождавшись меня (и это понятно — сколько можно потратить времени на то, чтобы подняться по лестнице?) принялась обрывать телефон. Я сбивчиво пересказала ей то, что произошло. Надо отдать должное подруге, Иришка не стала всхлипывать и причитать по этому поводу, выяснила адрес больницы, в которую нас с Пилар увезли. Коротко бросив в трубку ' Жди, я скоро', она отключилась.
Я сидела и ждала в приёмном покое, обнимая себя за плечи, раскачиваясь из стороны в сторону, тихо плакала и ругала в душе последними словами. В таком виде меня и застал Дадо.
Если честно, тогда я мало что понимала и уже не вспомню сейчас, чего ждала от этой встречи.
Он вошёл взъерошенный, растерянно осмотрелся, ища того, кто бы мог ему помочь, и, увидев знакомое лицо, тут же бросился ко мне. Я так сильно плакала, что в тот момент и двух слов связать не могла. Слава богу, что вышла медсестра и, увидев Дадо, тут же принялась его расспрашивать, кем он приходится пострадавшей девушке. Взяла привезённые им документы и, попросив нас подождать, она скрылась за стеклянной дверцей.
Ждать пришлось довольно долго. Я успела успокоиться и взять себя в руки и более-менее объяснила Дадо то, что произошло в торговом центре. Он слушал меня, не перебивая, с каменным лицом. Я пыталась объяснить, что все это случайность, нелепое сочетание обстоятельств, что я не специально, что, если бы она не увязалась за мной и не хватала за руки, то и ничего бы и не было. Оправдывала ли я себя, наверное, да, но не перед Дадо, а скорее перед самой собой, потому что хотела верить, что я и в самом деле не виновата, но почему-то чувствовала себя именно виновной во всем случившемся.
Дадо попытался успокоить меня и поддержал в том, что это просто несчастный случай. Он поверил в мой рассказ, зная, то, что я совершенно не умею врать и не стану выгораживать себя, если намерено причинила вред Пилар.
Если бы я тогда знала, какими глазами он посмотрит на все это, после того как его обработает Пилар, то предпочла бы промолчать и уйти, не дожидаясь врача. Вышел доктор, но почему-то не стал говорить нам о состоянии пациентки. Вместо этого он поочерёдно пригласил нас навестить пострадавшую, сказал, что она хочет с нами поговорить, но по отдельности. Я опустила глаза и сказала Дадо:
— Иди первый. Если честно, идти, даже после него, я не хотела.
Встречаться с Пилар после произошедшего, зачем? Чтобы услышать обвинения в свой адрес? Я и без ее упрёков успела, пока ждала, сгрызть себя, так зачем усиливать эффект? Что изменится оттого, что она скажет: «Ты виновата», а я скажу: «Прости». Что это изменит или исправит? Да и зачем я ей сейчас, куда лучше, если с ней поговорит Дадо и найдёт нужные слова, чтобы успокоить. Может быть, это была трусость смой стороны, но тогда я считала, что так будет правильнее, и присутствие Дадо для Пилар важнее, чем мои извинения.
— Хорошо, ты права, — согласился Дадо, сжав мою ладонь и поцеловав в щеку.
— Подожди меня здесь, — попросил он и пошёл следом за доктором, который, проведя его за стеклянную дверь, повёл по длинному коридору в палату, где лежала Пилар.
Я дождалась Дадо, как и обещала, но лучше бы я этого не делала. Это было ошибкой с моей стороны, так как мне следовало приготовиться к худшему и подумать о том, что Пилар сделает все, чтобы меня очернить.
Когда Дадо вышел из палаты, его лицо, вернее выражение появившееся на нем, ничего хорошего мне не сулили.
— Ты убила моего ребёнка, ты специально толкнула ее с лестницы, — сказал он, хватая меня за запястье, рывком ставя на ноги так, что наши носы почти соприкоснулись. Его глаза пылали ненавистью, а скулы свело от напряжения.
— Я, я, я, — пролепетав, замолчала я шокированная его обвинениями.
Дадо отшвырнул меня как тряпичную куклу, и я больно ударилась спиной о стену, но даже не почувствовала боли — так была поражена тем что он мне говорил. А Дадо сыпал словами как из рога изобилия.
— Ты специально это сделала, она мне все рассказала. Какая же ты лживая тварь. Пилар сказала, что просто хотела с тобой поговорить, но ты швырнула ее с лестницы и сказала, что будешь рада, если этот ублюдок умрёт.
И вот, он умер. Она сказала, что ты ей угрожала. Ты схватила ее за руку и потащила наверх. Она просто хотела высвободиться, и тогда ты ее толкнула. Это правда? Отвечай мне, это права⁉
Дадо снова схватил меня, но на этот раз уже за плечи и стал трясти, выбивая признание.
— Это неправда, — залепетала, я поражённая тем, что слушала, но по лицу Дадо поняла, что он ни капли мне не верит. После того, как он увидел Пилар в слезах и соплях на больничной койке, когда услышал из ее бледных уст душещипательную ложь о том, что я готова убить нерождённого ребёнка лишь бы заполучить себе чужого мужчину.
Раз он поверил во все это, то что ещё я могу добавить? Как оправдаться? Дадо сам подтвердил все мои опасения на тот счёт, что я могу говорить много, долго и правдиво, но это не будет иметь смысла — он все равно меня не услышит, даже если я закричу
