— Я скучала по тебе, моя любовь.

Мне все еще было трудно поверить, что такая женщина может быть моей сестрой.

— Я тоже скучала по тебе, Кози. Я глубоко вдохнула ее пряный аромат и мгновенно почувствовал облегчение. — Но тебе не обязательно было меня забирать, я думала, у тебя сегодня вечером дела по работе?

Будучи одной из самых горячих молодых моделей на модной сцене с тех пор, как Карл Лагерфельд защищал Кару Делевинь, она постоянно работала.

Она взмахнула карамельной рукой в воздухе, золотые браслеты на ее запястье были такими же музыкальными, как и ее легкий итальянский акцент.

— Моя сестра прежде работы, Джиджи, ты должна это знать. Я не видела тебя семь месяцев и две недели. — Она нахмурилась, и мне было очевидно, почему фотографы так преданно любили ее лицо.

— Прошу прощения. — С едва скрываемым волнением к нам подошла девочка — подросток лет пятнадцати, таща за собой смущенного отца. — Вы Козима Ломбарди?

Моя сестра искренне улыбнулась им и протянула руку с длинными пальцами.

— Здравствуй, дорогая.

Она подмигнула неловкому отцу и наклонилась, чтобы поцеловать странную девушку в обе щеки.

— Ух ты, — воскликнул подросток, и я улыбнулась, когда моя сестра услужливо сфотографировалась с отцом и дочерью.

В мире не было никого, кого я любила бы больше, чем свою сестру, и мне было приятно наблюдать, как она общается с людьми, которые обращались к ней из-заее лица и славы, очаровываясь ее теплотой.

Я все еще улыбалась, когда она вернулась ко мне и поцеловала меня в щеку. — Извини. Теперь расскажи мне абсолютно все. Я пропустила последние семь с половиной месяцев.

Тень Кристофера мелькнула в моих мыслях, но я упорно отказывалась признать это. В мире было только два человека, которые знали правду о том, почему я возвращаюсь в Нью-Йорк после многих лет за границей, и я намеревалась продолжать в том же духе, как бы сильно я ни любила свою сестру.

— Ваша жизнь гораздо интереснее, мисс Sports Illustrated. — Козима рассмеялась над моими поддразниваниями, и мне было приятно, когда она взяла меня за руку и повела к зоне выдачи багажа.

Тем не менее, я обнаружила, что осматриваю аэропорт в поисках некоего мужчины с электрическими голубыми глазами. Я знала, что мои собственные, вероятно, все еще были красными от слез в самолете, но Козима была слишком взволнована, чтобы увидеть меня, чтобы заметить красноречивые знаки.

— Это было очень странно, — говорила Козима. — Тот факт, что люди платят мне только за то, чтобы я позировал перед камерой, для меня до сих пор странен. Знаешь, сколько мне заплатили за эту съемку?

— Хочу ли я знать? — Я вздрогнула, подумав о том, как долго я училась в Школе изящных искусств. Хотя я медленно продвигалась к успеху на парижской арт-сцене, изгнание моей жизни с других континентов неизбежно имело свои последствия, и не хотела снова полагаться на щедрую финансовую поддержку моего брата или сестры.

— Наверное, нет, — весело согласилась она и небрежно потянулась, чтобы пригладить мои растрепанные волосы. — Скажем так, этого хватило, чтобы внести первоначальный взнос за квартиру!

Я знала, что ее все еще удивляло, что ее лицо могло купить такую роскошную жизнь для нее и нашей семьи. Я никогда не пойму, каково ей было бежать в Милан из нашего маленького городка на юге Италии, чтобы собрать достаточно денег, чтобы мы могли оставить нашу нищую жизнь позади. Иногда в ее глазах была печаль, которую, я знала, никто никогда не достигнет.

— Это потрясающе, но ты знаешь, я не удивлена. Ты так много работаешь. — Она издала неприятный звук и легко смахнула мой багаж с ленты. — Моделинг — это не работа. По крайней мере, по сравнению с тем, что ты делаешь. Мне понравился постер, который ты прислала мне на день рождения, он находится в моей новой квартире.

Мы выехали на парковку, и меня ударил поток бодрящего воздуха. Я с жадностью и глубоко вздохнула, потому что знала, что качество городского воздуха будет далеко от этого чистого, далекого от ароматного печенья и аромата бриза Сены моего любимого Парижа.

— Я очень рада, что ты дома, Джиджи, но думаю, мне следует тебя предупредить. — Козима взглянула на меня краем глаза, передавая мои сумки таксисту. Это был пожилой мужчина из Восточной Индии с особым запахом и прекрасными карими глазами, который с нервным одобрением смотрел на мою великолепную сестру. — Елена обрушится на тебя, как молот Божий, за то, что ты не появлялась дома четыре года.

— Я видела ее два года назад, — слабо возразила я, но не могла встретиться с ней взглядом, когда мы садились в желтое такси, потому что я знала, что это неубедительное оправдание, и она тоже.

— Я знаю, что вы двое… — Козима изо всех сил пыталась найти дипломатические слова, но они дались нелегко. — Между вами расстояние, но вы сестры, и ей больно, что ты никогда не приходишь домой.

— Я дома сейчас. — Но я прислонила голову к ее тонкому плечу и вздохнула, потому что знал, что хоть она и говорила о Елене, на самом деле она говорила о поведении всей семьи. Четыре года были слишком долгим сроком, особенно для такой дружной семьи, как наша. — А я принесла Елене ее единственный порок — шоколадные конфеты «Боннет».

Наша старшая сестра была одной из тех женщин, чья работа была жизнью, и это, я думаю, было главной причиной того, что Америка ей нравилась гораздо больше, чем наша родная Италия. Она поступила на юридический факультет, как только у близнецов накопилось достаточно денег, чтобы привезти ее с родины, и теперь, всего четыре года спустя, она работала в одной из ведущих фирм страны. Для нее оторваться от работы для мужчины было довольно большим делом.

— Поэтому я думаю, что у неё и этого парня довольно серьезно. — сказала я, широко зевнув.

Козима кудахтала и взяла мою руку в свою бронзовую. Мы выглядели настолько непохожими, что никто никогда не верил, что мы родственники. Близнецы, Козима и Себастьян, были зеркальными отражениями друг друга, пока Елена парила где-то посередине между ними, с темно-рыжими каштановыми волосами и бурно-серыми глазами, похожими на мои собственные.

Козима неэлегантно фыркнула.

— Они были вместе почти все время, пока тебя не было. Елена хочет, чтобы они усыновили ребенка.

— А как насчет брака? — Я села, пораженная.

Брак был огромным событием для нашей очень традиционной итальянской матери. Я не могла представить ее реакцию на ребенка,