– А ты не обидишься на меня, если я тебя сейчас убью?

– Нет, на тебя не обижусь, – Расмус улыбнулся. – Если только на свою глупую судьбу…

– Ладно, я успокоюсь и перестану на тебя обижаться, даже не стану тебя убивать, если ты скажешь мне, чего ты хотел узнать у этого нарисованного волшебника?

Расмус укоризненно покачал головой.

– Холли, откровенный шантаж тебе не к лицу.

– Да? – ехидно осведомилась я. – Значит, тебе можно быть безнравственным, а мне нельзя?

Он тяжело поднялся из кресла и начал кругами бродить вокруг меня, его речь зазвучала монотонно и невыразительно:

– Холли, я люблю тебя…

– Не верю, – злобно фыркнула я.

– Я люблю тебя, но мне нельзя тебя любить… Пока нельзя…

– Я благодарна небесам за это, – не могу сказать, что подобное заявление в ответ на признание в любви красиво выглядит, но удержаться я не могла, потому что и в самом деле сейчас ему не верила.

– Вот как? – лицо Расмуса осталось бесстрастным. – Впрочем, иного я от тебя и не ожидал…

Он встал передо мной, его взгляд стал странно отсутствующим, золотистые искры начали выскакивать из его глаз, игриво прыгая по мне, как малюсенькие солнечные зайчики.

– Забери их немедленно, – брезгливо приказала я.

– Зачем? Они тебе не нравятся? – он еще и кокетничает!

– Они не мои, и мне не нужны!

– Раз они попали к тебе, они твои и теперь останутся с тобой навсегда. Это мой взгляд, и он не может с тобой расстаться, моя драгоценная Холли, которая меня не любит, но которую люблю я, хотя и не имею права.

– Но почему? – даже если я утверждаю, что не люблю его, а я и в самом деле не люблю, он мне только нравится, и не более того, могу я узнать, почему он, собственно, не может меня любить?

Расмус с безразличной усмешкой заметил:

– Время не пришло, моя дорогая, не пришло еще, и я не могу дождаться, когда оно придет. Время такая материя, которой плевать на желания окружающих, оно само по себе, и ни от кого и ни от чего не зависит.

– А потом? – мне вдруг стало страшно, сердце сжалось от тягостного предчувствия. – Потом, когда оно придет?

– Тогда уже от нас ничего не будет зависеть, – безнадежно подытожил он.

Нет, это невыносимо! Что от нас не будет зависеть? Как бы не так! Никогда я не попаду в такую ситуацию! В отличие от тебя, мой драгоценный, я-то всегда смогу проснуться! Если захочу, конечно, ведь я люблю тебя, Расмус, что бы я ни говорила тебе, как бы я на тебя не злилась! Но я не хочу просыпаться, не хочу расставаться с тобой! Только это не зависит от меня, и не в отдаленном будущем, а сейчас… И я ничего не могу с этим поделать.

* * *

Нынешним утром меня разбудил собственный обледеневший нос. Замерз он оттого, что высунулся наружу из-под одеяла, дышать ему, видите ли, хотелось. Но в результате очутился при температуре намного ниже оптимальной для него. Похоже, вахта сегодня крепко спала, так что котелок остался без присмотра и угля. Я втянула нос под одеяло. Заморозки, что ли, на улице? Похоже… и тут мне стало смешно. Улица… вот оно, мироощущение городского человека, для которого улица стала синонимом открытого воздуха. Сижу… ну, в смысле лежу… почти в море, ни дорог, ни домов, а все про улицу вспоминаю. Похихикав под одеялом, я, тем не менее, довольно скоро сообразила, что вылезать таки придется.

Эта идея мне нисколько не понравилась. Может, притвориться больной? Услужливое воображение тут же размечталось, подсовывая соблазнительные картины. Вот мужики мечутся от кухни до кубрика, чтобы напоить меня чаем. Вот Роман сидит рядом со мной, держит за руку, ведет завлекательные беседы о чудесах мироздания… Мне хорошо, тепло, сплошная безмятежность внутри и снаружи. А потом подумала – да какого черта? Зачем мне придумывать себе болезнь, я и без всякой болезни могу позволить себе целый день тут проваляться, книжку почитать, у меня с собой как раз парочка прихвачена на случай нелетной погоды. Вот и хорошо!

Да, но только вот чайник в кают-компании… а я здесь… и между нами пролегает хоть и невеликое, но ощутимо промерзшее пространство. Предприняв мужественную попытку заставить организм примириться с обстоятельствами, я высунула голову из-под одеяла. Так, все, кто мог, обо мне позаботились, на себе я обнаружила гору одеял и курток. То-то у меня только нос замерз. Откопавшиеся уши обрели слух. Сверху из рубки слышался бодрый голос капитана Гены:

– Тогда снег у меня на палубе уже не таял, хотя котелок пыхтел на полную… Швартова колом стояла, как… как солдатик… Иду… впереди каша изо льда… Потыкался, потыкался… выскочил кое-как, такую-то мать. Следующее поле уже еле осилил… Через третье… часа три шел… Плюнул на все, блин… вернулся. А так хотел язя половить, он как раз на ямы шел…

Я поняла, что мое дело швах, придется мерзнуть. Судя по воспоминаниям сверху, погода была не самая для меня подходящая, а если быть совсем точной, то самая что ни на есть неподходящая. Резво слетев к рюкзаку, я кинулась на него, в одно мгновение растерзала, расшвыривая его содержимое по сторонам. Естественно, комбинезон хранился на самом дне. Так, шерстяные носки, ага, платок… лучше платка на воде ничего не спасает голову от холода. Отличная матрешка получилась, и фигура точь-в-точь такая же.

Ладно, теперь можно все свалить обратно в рюкзак, а из кучи, согревавшей меня, выбрать куртку потеплее, это раз, а два – чтобы рукава были подлиннее, тогда перчатки не потребуются. Ощущая себя Колобком в роли Пьеро, я выкарабкалась наружу. Все мужики толклись в рубке, даже Форд завалялся в углу. Толкотня, мат, сигаретный дым, восторженный шум, полный сыр-бор, все, как полагается при встрече с прекрасной дамой, несмотря даже на то, что ее нос светит у нее перед глазами красным огнем светофора…

– Олечка, мы тебе уже и чайник поставили, боимся, чтоб ты совсем в Снегурочку не превратилась. И знаешь что? – усы капитана Гены галантно зашевелились. – Я откопал в своих запасах банку кофе, специально для тебя. Хороший кофе, иди, пей и никому не давай, банка одна осталась, последняя.

– Это настоящее чудо, Гена, – с чувством сказала я. – Спасибо тебе.

Мужики радостно загалдели, обсуждая свежую тему, только Роман молча торчал в углу, сосредоточенно жуя зубочистку. Хотела бы я знать, о чем он там задумался? Хотя, черт их поймет, этих мужиков, может, лучше и не знать, что за идеи бродят в их непонятных мозгах? Впрочем, сейчас кофе намного актуальнее… я выскочила наружу.

На палубе на меня накинулся леденящий лицо ветер, холодные воспоминания о недавней ночной встрече с ним встревожили душу. Я истерически рванула в кают-компанию, хлопнулась в угол. Мрачно обозрев завалы еды на столе, схватилась за сигарету. Где сон и где явь, подумала я, выпуская дым к потолку. В холодном полумраке табачные струи долго сохраняли свою форму, их отчетливое движение завораживало. Я на некоторое время отвлеклась от своих страхов, но хватило меня ненадолго.