Я откопалась из курток, укрывающих меня, спустила ноги с сиденья, на котором так сладко спалось. Правда, ноги были несколько иного мнения, потому что им пришлось спать в скрюченном состоянии. Выпрямившись во весь рост, потянулась, встала на цыпочки раз пять, после чего ноги решили, что жизнь продолжается и для них. Я тоже решила, что жить можно. На берегу горел веселенький костерок, ветра не было, болтливого кобеля поблизости не наблюдалось. Кажется, мы с Романом остались одни. Немного страшно…

Роман протянул мне руку, с его помощью я спрыгнула на берег, и, чувствуя себя королевой, отправилась к костру. Рядом стоял закопченный и очевидно горячий чайник, слегка попыхивающий паром из длинного носа. Я потянулась, чтобы спина, которой тоже не хватило комфорта, перестала огорчаться по поводу того, что она именно моя, и царственным движением обрушилась на ожидающий меня трон из елового лапника рядом с огнем, выловила из кармана пачку сигарет, которую отлежала до почти плоского состояния. Роман присел рядом, вытащил из костра горящий сучок и галантно поднес к сигарете. Я с удовольствием затянулась.

Жизнь продолжалась, правильная или неправильная, в общем, какая есть.

– Чаю хочешь? – Роман пододвинул ко мне кружку.

При мне он чай не наливал, значит, налил заранее, чтобы остыл немного, и мне этот знак внимания был приятен, констатировала я. Как, в сущности, немного человеку нужно, чтобы ему стало хорошо. Отчего же тогда мне так тошно в последнее время, что меня гложет, что не дает покоя?

– Оль, – Роман смотрел не на меня, а на перебегающее по веткам пламя, его смешной длинноносый профиль грустно повесил нос.

– Почему ты в последнее время такая… не пойму, то ли грустная, то ли замученная? – он так и не повернулся ко мне.

– Может быть, мои неуклюжие ухаживания тебе неприятны? Так ты просто скажи, я постараюсь от тебя отстать, если тебе это не нужно…

– Постараюсь? – ничего себе, формулировочка, как он ухитрился одним словом выразить так много.

Роман печально фыркнул:

– Не делай вид, что тебе непонятно, что я имею в виду, все равно не поверю.

– Ох, – я схватилась за кружку с чаем в поисках спасения.

– Мне трудно объяснить…

Подняв глаза над эмалированным краем своего неубедительного убежища, увидела, что он перевел задумчивые глаза от огня и теперь смотрит на меня, ожидая ответа на свой вопрос. А что я могла ему сказать?

Рома, я сама не понимаю, отчего мне так гадостно? Мне хорошо рядом с тобой, но одновременно я чувствую себя мокрой тряпкой, скрученной в жгут безжалостной судьбой. Как объяснить, что мою душу разрывает пополам непонятное мне движение жизни? Разве тебе нужно это знать? Как объяснить постороннему, ну, не постороннему, а просто другому человеку, да еще и противоположного пола, что за бардак творится в твоей душе? Или попробовать? Нет, все равно не получится.

– Ты хотя бы попытайся, – Роман снова отвернулся к огню.

– Может быть, я окажусь не совсем безнадежным. Мне хочется понять, что с тобой происходит. И в тебе тоже…

– Помнишь, Рома, – я вздохнула. – Я тебе рассказывала о своей беседе с твоим собственным кобелем. Он заявил тогда, что все люди ходят на поводках, которые к ним прицепила сама жизнь. И никуда человеку не деться, не вывернуться из ошейника, куда жизнь потащит, туда он и влечется, как бы ему это не было противно.

– Вполне собачье понимание вопроса, – Роман напряженно усмехнулся. – И ты ему поверила?

– Дело не в вере или неверии, – поставив кружку на землю, я полезла за очередной сигаретой. – Мои ощущения говорят о том, что меня куда-то тащит, я не могу сопротивляться этой силе, хотя подчиняться ей не хочу!

– Оль, – Роман поднял на меня удивленные глаза. – Твоя судьба, что бы ты про нее не говорила, дело только твоих рук. Ты сама уготовила себе свой путь, а теперь упираешься копытами, как бессмысленный осел. Иди себе спокойно…

– Спокойно? – я готова была взвиться. – Как я могу быть спокойной, когда со мной происходит всякая чертовщина? Я вообще не уверена, в своем ли еще уме или уже нет!

Роман засмеялся:

– Ты хотела быть счастливой? Вот именно поэтому вокруг тебя случаются чудеса. Ты же фея, разве ты забыла? Или просто не можешь привыкнуть?

Я открыла рот, глядя на него. А он-то в своем уме или нет? Роман не обратил внимания на мою реакцию, его намного больше интересовало совсем другое:

– Значит, если я правильно понял, тебя корежит не от моего присутствия рядом?

– Да нет, – не очень уверенно ответила я. Корежить-то корежит, конечно, только не в том смысле. То есть совсем в другом смысле, я надеюсь, что правильно поняла, что он имеет в виду.

– Тогда можно, я сяду поближе к тебе?

Не дожидаясь ответа, он уселся рядом и обнял меня за плечи без малейшего намека на приглашение. Я вздохнула:

– Иногда мне кажется, что мужики довольно сложно организованы, но чаще возникает уверенность, что они до безобразия примитивны…

– Так оно и есть, – Роман подхватил валявшийся около костра здоровый сук и подгреб в огонь недогоревшие палки. – Все люди существа двойственные, но в мужиках сила природы бушует сильнее, так уж они устроены, и в этом совсем не виноваты. Так что прости меня заранее, если в итоге моя кажущаяся сложность обернется обычным примитивным мужским безобразием.

Я в очередной раз вздохнула. Этот по крайней мере не прикидывается ничем большим, чем есть в действительности. Может, оно и к лучшему, поэтому пора выяснять отношения:

– Так ты все-таки решил, что я твоя половина?

– Я в этом уверен, – почти сердито заявил он, глядя мне в глаза. – Я…

– Ты не можешь этого знать наверняка, – возразила я.

Чего я с ним, собственно, препираюсь? Этого не может знать никто до поры до времени, только оно все расставит по местам. Философское настроение заставило оторвать глаза от огня, прыгающего по остаткам догорающих веток, и поднять их к небу. Я и не заметила, что уже стемнело, надо же, как увлеклась мировоззренческой болтовней. Звезд не было видно, значит, небо затянуло тучами. Когда и успело, на закате облаков почти не было?

Вдруг неожиданно резко тучи разошлись, оттуда выглянула луна и в тот же момент спряталась, как будто небо подмигнуло мне золотистым глазом. Я вздрогнула, Роман бросил быстрый взгляд на меня, потом поднял глаза следом. Огромный небесный глаз снова подмигнул, на этот раз нам обоим. Роман рассмеялся, в его голосе послышалось облегчение:

– Я не знаю, я чувствую…

Он обхватил ладонями мою голову, повернул к себе и поцеловал, по-настоящему, с чувством собственного права на это, впервые за время с нашей первой встречи. У меня замерло сердце… и тут из-за его спины послышалось деликатное покашливание:

– Судно на подходе… Роман горестно взвыл: