– Я царица, царица, царица… – закружилась счастливая девушка, раскинула руки и, чуть подпрыгнув, упала на спину на кровать. – Царица!!!

* * *

Боярышня Мария Милославская в сей миг уже парилась в бане, смывая дорожную пыль. Она хорошенько прогревалась на верхнем полке, наслаждаясь щекоткой от ароматного березового веника и привкусом еще более ароматного ржаного хлебного кваса, каковым девица только что запивала в предбаннике жареный бекон и маринованные огурцы. После бани гостью из далекого Курска ждал невероятный сюрприз: розовый поросеночек на блюде в окружении листьев салата, ломтиков лимона и с печеным яблоком во рту.

Девицу посадили за стол и поставили блюдо перед ней, окружив и поглядывая на нее в ожидании. Мария напряглась, сразу почуяв что-то неладное, оглянулась на родственников. Вытянула маленький нож, предназначенный как раз для еды, и осторожно отрезала сбоку кусочек мяса… Которое внезапно оказалось смуглым и однородным!

Все родичи дружно напряглись.

Девица, решив ничего не спрашивать – ну не отравят же ее, в самом деле?! – положила ломтик в рот… И ее глаза в изумлении округлились:

– Оно медовое!!!

Все засмеялись, а княгиня Долгорукая наклонилась и поцеловала ее в щеку:

– Это специально для тебя, сластена! Угощайся!

– Но что это такое, Ирина?! – подняла глаза девушка.

– Марципан… – улыбнулась ей хозяйка, отломила кусочек от листа салата и забросила в рот.

После ужина сестры сделали в девичьей небольшую перестановку: составили скамьи рядышком, подперев снаружи сундуками, расстелили сверху набитый сеном тюфяк, вместо подушек скатали сарафаны. Улеглись, укрывшись кафтанами, и прижались друг к другу.

– Анечка, сегодня самый лучший день в моей жизни! – прошептала на ухо старшей сестре Мария. – Такой вкуснятины я не ела никогда в жизни! А еще мы в Москве, в роскошной опочивальне. Завтра пойдем в Кремль, увидим самые главные церкви Руси, новый царский дворец. Как же нам повезло!

– Ира сказывает, коли на свадебный пир попадем, там яства еще вкуснее и роскошнее! – ответила сестренке Анна. – На них любоваться – и то страшно, не то что кушать. Вот уж где насладишься! Конфетные деревья, сахарные крепости, ягодные пирамиды, царские пряники.

– Молчи, Аня, молчи! У меня от одних токмо рассказов твоих слюнки потекли! Давай лучше спать. Утро вечера мудренее…

Сестры обнялись и закрыли глаза.

А всего в версте от них с очень похожими мечтательными мыслями утонула в мягкой, как летнее озеро, перине царская избранница Евфимия Всеволожская, одетая лишь в батистовую сорочку и с костяным прабабушкином крестиком на груди.

Но даже закрыв глаза, она еще очень и очень долго никак не могла уснуть.

* * *

Новый день у сестер Милославских не задался. Мужчины накануне сильно запировались, и к тому часу, когда девицы встали, они только-только отправились спать. Знамо, отправиться в Кремль явственно не могли. Однако сестры не сильно огорчились и сбежали на торг.

В Кремль Аня, Ира, Мария и юная Катя соваться не стали: выйдя на набережную Неглинной, повернули налево по берегу, слегка ошарашенно разглядывая яркие, как зимние снегири, дома, стоящие вдоль набережной.

Выстроенные по последней московской моде подворья были не просто кирпичными. Вычурно уложенная кладка местами выпирала кирпичными ребрами, словно бы драконья чешуя, местами поднималась колоннами, где-то завивалась в полуспираль, иногда образовывала полочки или сверкала яркой разноцветной глазурью. Стены домов были серыми или розоватыми, колонны – белыми или синими, «чешуя» – красной, полочки или полоски между окон – зелеными, алыми, сиреневыми и блестящими от изразцов.

А уж кровли! Они были скатными, шатровыми, луковыми, прямыми, гранеными и закрученными и крытыми пластинками всех цветов радуги – где сложенными «шахматкой», где идущими спиралью, а где узкими полосками, наподобие летней радуги.

Гостьям из провинции, застроенной обыденными срубами, показалось, что они оказались внутри индийской раскладушки, полной чудесных рисунков и ярких узоров, а не на обычной городской улице.

Ощущение сказочности усиливалось благодаря гуляющим тут и там слонам и горбатым верблюдам, укрытым яркими попонами. Диковинных зверей вели в поводу усатые и безбородые темнолицые иноземцы в пухлых атласных шароварах и душегрейках на голое тело, в деревянных туфлях и с забавными чалмами на головах.

– Ай, красавицы, сюда идите, на чудо-юдо персидское посмотрите! – тут же метнулись к девицам зазывалы. – На спинах чудищ покатайтесь, с высоты неимоверной на людей посмотрите! Две копейки с человека за диковинное удовольствие! Трех прокатим, четвертую бесплатно посадим!

От такой нахрапистости чужих мужчин сестры, сбившись плотнее, только отпрянули, поспешили вперед. За Алевизовым рвом[24] они перемахнули по мосту Неглинную и оказались на просторном и шумном торгу, раскинувшемся между Кремлем и Китай-городом.

Здесь гостьи столицы заглянули поначалу в совсем близкий скомороший балаган. Посмеялись над несколькими глумами о приключениях медведя и пахаря, медведя и попа, медведя и девки, рассказанными под бренчание домры, звон бубнов и насвистывание жалеек. Развеселившись, девицы оставили музыкантам пару копеек и пошли гулять дальше.

Съели пару кренделей с вареньем, запили киселем, после чего долго качались на гигантских качелях и кружились на вертикальной карусели, то возносясь выше крыш, то падая обратно к земле. Натешившись, свернули в торговые ряды, прошли вдоль бесконечной череды лотков, прикупив два тончайших шелковых платка и нитку жемчуга, свернули в другой проулок, там угостились пряниками с черносливом, неожиданно для всех оказавшимися хмельными. Веселенькие, сестры вернулись на торг и оказались столь безрассудны, что за пять копеек на всех согласились прокатиться на слоне, ведомом персом в атласной чалме, войлочной жилетке, пышных шароварах и сверкающих от бисера тапочках с высоко загнутыми носками.

Вернувшись домой, сестрицы отужинали копченой рыбой с капустой и хлебом – на прочие изыски их уже не тянуло – и отправились почивать.

Новое утро принесло новую надежду: боярин Илья Милославский и князь Дмитрий Долгорукий хорошо отоспались, взбодрились еще до рассвета квасом и густым мясным студнем, а потому были готовы исполнить свое давешнее обещание.

Разумеется, обе семьи по такому случаю оделись в самые лучшие одежды. Князь Долгорукий – в соболью шапку, суконные штаны и лиловую косоворотку из китайского шелка, в украшенные бисером сапоги. На плечах его лежала бархатная ферязь, вышитая золотой нитью. Желтый рисунок складывался в стебли и листья, причем каждый из листиков украшала на кончике небольшая жемчужина. Боярин Милославский ограничился атласной рубашкой, добротными шерстяными штанами и яловыми сапогами, зато сверху накинул подбитый куницей плащ, позволяющий спрятать под хорошими мехами достаточно скромное одеяние.