Впрочем, чего там ферязи? Некоторые бояре, явно подражая царскому дядьке, заявились сюда и вовсе в немецких кафтанах! Причем сам боярин Морозов, уважая традиции, надел ферязь из драгоценного пурпура и такой же пурпурный берет.

Государь тоже предпочел облачиться в мантию, явно пряча под легкой накидкой из расшитого бархата тонкую шелковую рубашку и атласные шаровары. Правда, по обычаю к мантии прилагались оплечье с самоцветами и посох, но в жару лучше носить оплечье, нежели меха.

Царские холопы, следуя составленным стряпчими Разрядного приказа местам, развели девушек в четыре ряда.

Евфимия Всеволожская попала в третью пятерку, встала второй с левого края. Исподлобья осмотрелась и скромно потупила взор – как и полагается благовоспитанной девице.

Патриарх Иосиф отслужил положенную службу, благословил государя всея Руси на правильный выбор, после чего Алексей Михайлович в полном одиночестве двинулся к красавицам, мерно постукивая посохом.

Золотая палата замерла в бездыханном молчании…

Сердце Евфимии заколотилось так, что показалось, этот стук услышат все вокруг! В груди зародился нестерпимый жар и ощутимо выплеснулся на щеки, словно бы она сунула все лицо в топку раскаленной печи.

Юный царь прошел мимо первой линии красавиц. Остановился. Двинулся дальше, простучав посохом по полу перед вторым рядом «невест», перешел к третьему. Невероятно медленно добрел до конца. Постоял. Двинулся дальше. Евфимия всей спиной ощутила, как государь прошагал позади, и даже затаила дыхание.

Алексей Михайлович постоял в конце четвертого ряда, затем вернулся к трону, встал там спиной к красавицам. Надолго задумался, повернулся, сделал несколько шагов вперед, глядя вдоль стоящих в линии красавиц. Снова подумал, вернулся. Опять прошел вперед…

Внезапно Евфимия ощутила прикосновение теплого пальца к своему подбородку. Ее лицо поднялось, а взгляд встретился с пронзительным взглядом государя.

– Как твое имя, чаровница?

Девица попыталась ответить, но от волнения у нее перехватило дыхание. Так сперло горло, что даже голова закружилась.

– Как твое имя, лебедушка?

Не дождавшись ответа, царь всея Руси показал Евфимии золотистую шелковую ленту, широко улыбнулся, сверкнув жемчужными зубами и спросил:

– Возьмешь?

Боярышня часто-часто закивала.

Государь опустил свою ладонь на ее руку, чуть притянув к себе, и накинул ленту на запястье девушки, дважды его обмотав. А затем вывел Евфимию мимо остальных красавиц в центр зала, после чего громко объявил:

– Порадуйтесь за меня, бояре! Отныне у меня есть невеста! Ваша будущая покровительница и государыня!

* * *

В эти самые минуты обоз бояр Милославских въезжал в Серпуховские ворота. Всего за час путники миновали пахнущее сеном и индийскими пряностями Замоскворечье, по собранному из бревенчатых плотов наплавному мосту миновали Москву-реку, выкатились к Боровицким воротам, повернули налево, проехали четыре сотни саженей и наконец-то закатились в распахнутые ворота подворья князей Долгоруких, каковые после недавней свадьбы стали им родственниками.

Под руководством хозяйки слуги кинулись топить баню, служанки – собирать на стол, а двух старших сестер Ирина Ильинична провела наверх и показала им просторную светелку, одну стену которой занимала печь и дверь рядом с нею, вторая была затянута тонким бежевым сукном, а на полу лежал новенький ногайский набивной ковер – прямо от края и до края! Однако из мебели здесь имелись только столик у слюдяного окна, обитое красным бархатом резное кресло перед ним и три лавки в локоть шириной.

– Там за дверью моя опочивальня. – Хозяйка указала пальцем на печь. – А тут девичья. Служанок я пока в людскую отправлю, а вы можете располагаться здесь. Будем рядом, завсегда сойтись и поболтать сможем. В общем, скажите холопам, чтобы ваши сундуки тащили сюда.

– Вот это да-а-а… – восхищенно потянула Мария, крутя головой и рассматривая богато отделанную горницу. – Вот это красота-а!

* * *

Точно так же, но в немом восхищении боярышня Евфимия Всеволожская в это же самое время бродила по роскошным комнатам Теремного дворца, поражаясь росписи стен, большим светлым горницам, огромным окнам, вычурной мебели, коврам на полах и резьбой бесчисленных украшений.

Ее, как названую царскую невесту, сразу после смотрин слуги отвели в покои царицы – ждать и готовиться к свадьбе. Разумеется, вместе с отцом и тетушкой, каковые следили за честью и безопасностью своего прекрасного чада.

И вот теперь Евфимия ходила от дверей к дверям в полном восторге, поражаясь всему тому благолепию, что отныне станет составлять ее жизнь. Роспись, лепнина, золото, шелк, настенные бра, наборный пол, мозаичные окна…

Многие из находившихся здесь предметов девушка вообще видела впервые. Например, диваны на резных ножках с волнистыми спинками, с мягкими сиденьями и столь же мягкой обивкой для спины…

В хоромах боярской семьи Всеволожских люди как-то обходились скамьями, часть которых, предназначенная для лучших гостей, была обита кошмой.

Стулья – тоже изысканные, с шелковыми спинками и сидушками.

Евфимия, сколько себя помнила, пользовалась токмо скамейками и табуретами.

Столы во многих местах стояли низкие и столь изящные, что казалось, сядь случайно на них – тут же и развалятся.

Зачем делать столешницы тоньше двух пальцев, да еще и собирать на них рисунок из древесины разных цветов – девушка не поняла. Все едино ведь скатертью перед пирами накрывают! Но красивы они получились до невероятности!

Но пуще всего Евфимию изумило бюро: специальный шкафчик для письма и чтения, с опускающейся столешницей, множеством ящичков, в том числе и потайных, спрятанных под резьбой, – служанки их тут же показали, как особенную редкость. Здесь имелись специальные отделения для чернил, для бумаги, для писем, для грамот, для перьев, ножей и много еще чего хитрого, об истинном предназначении чего царская невеста пока не догадывалась.

В доме Всеволожских боярину хватало в работе с бумагами пюпитра и пары сундуков, да шкатулки с чернилами и перьями. Сама же Евфимия читала или валяясь на постели, или сидя на сундуке у окна. Что же до письма… Пару раз в год, взяв в руки перо, она обходилась собственными коленями и положенным на них псалтырем. А чаще и не требовалось.

Но что особенно удивительно: в Теремном дворце вовсе не имелось места для шитья! Правда, одна из служанок обмолвилась, что для этого есть особая большая мастерская где-то внизу и в особом крыле. И еще – несколько мануфактур. Однако в большой мастерской, да еще внизу с пяльцами у окна, понятно, не посидишь.

Но особенно изумительной здесь оказалась опочивальня! Изразцовая печь – в половину внутренней стены. Остальные стены обиты зеленым шелком с какой-то мягкой подложкой. На зеленом же расписном потолке распускались алые розы и тюльпаны, заплетенные стеблями лютика. Напротив печи – два небольших окна из разноцветных стеклышек. Лепнина по углам в виде алых орлов и золотых девичьих кос, резные цветы вокруг окон, светильники из хрусталя с разноцветными восковыми свечами. В центре комнаты стояла большущая постель с резными боковинами, полная лебяжьего пуха, и с тремя пухлыми мягкими подушками. Над кроватью возвышался балдахин с шелковыми боковинами, на которых танцевали изящные длинноклювые цапли. Саму же постель укрывал роскошный соболий полог.