Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А можно нам ещё немножко побыть здесь?
– Я хочу повидать свой замок, Сара Кобблер. – Артам несколько раз моргнул и помотал головой, словно пытаясь прийти в себя. – Но я не пойду туда один-дин-дин.
Гаммон пристально посмотрел на девочку:
– Всё будет хорошо?
– Да. Передайте Борли и ребятам, что я скоро вернусь. Пока, Марали.
– Тёмный клинок, – поправила та, понизив голос. – Никому не говори, как меня зовут. Это секрет!
Сара помахала Гаммону и Марали, которые отправились обратно в Дагтаун, чтобы возвестить наступление мира – а потом, разумеется, приступить к несению ночной стражи на городских крышах.
– Готова? – спросил Артам.
Сара кивнула и полезла в седло, но Артам остановил её. Не успев опомниться, девочка взлетела над людьми, стоящими на Главной улице. Она уцепилась за шею Артама, и тот понёс её над полями и поросшими травой холмами к кромке Глибвудского леса.
Они пролетели над обгоревшими развалинами огромного поместья – Сара заметила несколько странных статуй – и понеслись вдоль опушки, мимо ферм, лугов и огороженных пастбищ, а затем повернули на север, в лес, и полетели над деревьями, кроны которых напоминали мягкие зелёные облака. Свежая листва была так красива, что Сара почти забыла об опасностях, которые таились внизу.
– Ну вот, – сказал Артам, когда они, нырнув под полог листвы, оказались на маленькой полянке. Он осторожно поставил Сару на землю и прислушался – нет ли поблизости диких дверей, вышедших на охоту? – Мы на месте, – сказал он гордо. – Вот мой замок.
44
Замок Пита
Сара не увидела ничего похожего на замок. Тогда Артам указал наверх. Высоко в ветвях девочка разглядела деревянный дом, полускрытый листвой. Верёвочные мостки вели из комнаты в комнату и на соседние деревья.
– Вы жили здесь? – с восторгом спросила Сара.
– Да. И Ветрокрылы тоже.
Артам опустился на четвереньки и принялся разрывать прошлогоднюю листву, словно собака в поисках крота. Листья летели во все стороны.
– Ага! – воскликнул он.
– Что такое?
– Мои дневники. Посмотри.
Он разгрёб веточки и гнилые листья и достал что-то, завёрнутое в грязную парусину. Развернув ткань, Артам извлёк тетрадь в кожаном переплёте, протянул её Саре и, сделав обратный кувырок, уселся рядом. В волосах у него запутались травинки и всякий сор.
– Вы хотите, чтобы я это прочла? – спросила девочка.
Артам не ответил. Он вскочил, влез на дерево и заскакал по мосткам. Сара открыла дневник и принялась читать.
Тетрадь была исписана красивым аккуратным почерком. Сара читала стихи о белых берегах и прекрасных зелёных холмах Анниеры, о мореплавании, о замке Ризен на рассвете и на закате, об Эсбене и Нии, об их детях. Она переворачивала страницы, пока не нашла стихотворение о Джаннере – о его задумчивых глазах и крепких руках, о том, как он хорошо работает в поле и как заботится о брате и сестре. Там было сказано, что он очень похож на короля Эсбена… и тут почерк Артама спутался и заскакал.
Потянувшись за следующим дневником, девочка услышала шуршание в кустах. Потом раздался самый жуткий звук, какой только можно услышать в Глибвудском лесу:
– Му-у!
Сара повернулась.
Клыкастая корова фыркала и скребла копытом землю, а затем разинула свою ужасную пасть и замычала. С жёлтых клыков капала слюна. Но прежде чем Сара успела закричать, Артам подхватил её и поднял выше верхушек деревьев.
– Прости, королева, – сказал он на лету.
Артам отнёс девочку обратно в Глибвуд и попросил Шустеров приютить её на ночь. Сам он хотел переночевать в своём замке.
– Может быть, я там и останусь, – сказал он.
Наевшись горячего овощного рагу, Сара лежала в мягкой, хоть и попахивающей затхлостью постели. Все комнаты «Единственной гостиницы» были заняты, и сквозь стены до неё доносились разговоры. Впервые за девять лет люди беседовали, не боясь Клыков Даня.
Но Саре было тревожно. Она непрерывно думала о Джаннере и о грозящей ему опасности, а ещё о своих милых сиротах, которым нужно было как-то жить дальше в мире без Клыков. Если война действительно закончилась, жизнь постепенно войдёт в прежнее русло, и скорбь о погибших родителях накроет их волной. Сара знала это по собственному опыту. Она никогда не страдала от одиночества так, как в ту ночь в Глибвуде, в окружении чужих людей. Казалось, призраки её родителей бродят по улицам. Она мучительно тосковала по дому.
В ту ночь, после того как все разговоры смолкли, постояльцы «Единственной гостиницы» долго лежали без сна и гадали, кто это плачет.
Джо и Эдди Шустеры обращались с Сарой как с королевой. Когда девочка проснулась, ей подали завтрак в постель. Эдди принесла Саре её плащ (выстиранный и высушенный у очага), и все трое уселись пить чай на веранде. Мимо непрерывной чередой брели скриане, возвращающиеся из форта Ламендрон.
– Извините, господа, – сказал какой-то оборванный мужчина, подойдя к крыльцу. Рядом с ним, прихрамывая, шла женщина с тусклыми глазами. – Вы, случайно, детей не видели?
– Два года назад мы потеряли дочку Гретталину, – добавила женщина.
Сара вскочила, выронив чашку:
– Рыжую и кудрявую?
Мужчина и женщина изумлённо посмотрели на Сару и молча кивнули.
Девочка слетела с крыльца и схватила их за руки:
– Гретталина была со мной на Фабрике вилок. Сейчас она в Дагтауне, живая и здоровая!
Мужчина рухнул перед Сарой на колени:
– Отведи нас к ней. Пожалуйста!
Только на полпути в Дагтаун Сара вспомнила, что забыла поблагодарить Шустеров за доброту. Тем временем среди вырвавшихся из заточения скриан разнёсся слух, что девочка по имени Сара Кобблер знает всех дагтаунских сирот. Мужчины и женщины окружили её и засыпали вопросами. Одни печально отходили прочь, а другие ликовали, узнав, что их дети живы. На следующий день рядом с Сарой на пароме, идущем через Блап, стояли родители полутора десятка детей.
Она не позволяла себе надеяться, что однажды встретит и своих родных, но когда паром стукнулся о причал, девочка набралась храбрости и тихонько спросила у Портиса, отца Триллианы, не встречал ли он в плену её отца и мать. Он помотал головой и сказал «нет». Портис так радовался скорой встрече с дочерью, что даже не заметил, как помрачнела Сара. Больше она ни у кого не спрашивала.
В конце дня Сара привела усталых мужчин и женщин в «Напёрсток и нитки» и стала свидетельницей многих счастливых встреч. К ночи на фабрике кроме Сары и Борли остались всего двадцать шесть детей. Спать они укладывались молча. Конечно, они радовались за своих прежних товарищей, которые воссоединились