Мари уже порозовела, но всё еще кашляла и дрожала. Тогда Счастливчик Люк, проверив, что Хайсам по-прежнему беседует с родителями снаружи, собрал нас в кружок и прижал указательный палец к губам, чтобы мы молчали.

– Есть у меня одна идея, но деликатная. Очень деликатная. Завтра я должен бы участвовать в гонке. Велосипедисты часто принимают… как сказать… витамины… чтобы быть в форме… вполне безобидные…

Казалось, он страшно смутился. Завуч напомнил мне провинившихся учеников, которых отправляют к нему в кабинет. Счастливчик Люк продолжил:

– У меня с собой есть эти… витамины. Я должен бы принять их через несколько часов… Мы можем дать их Мари сейчас… так она продержится до конца экзамена. Я даже сам могу сделать укол, у меня есть диплом медбрата… и всё с собой…

– А можно мне тоже? – вдруг спросил Дарт Вейдер голосом из далекой-далекой галактики.

– Нет, – сказал Счастливчик Люк, – тебе нельзя. Это на крайний случай.

Он едва закончил процедуру, как появились родители Мари. Хайсам остался снаружи: он спокойно выкладывал в ряд шишки. Наверное, египтянин и на Марсе будет играть в шахматы.

Время приостановилось. Все замолчали.

– Мари, поторопись! Вставай и накинь что-нибудь! – сказал отец Мари.

Мари словно громом поразило, она с места не сдвинулась. Все задержали дыхание.

– Так ты встанешь или нет? – настаивал он. – Думаешь, тебя будут ждать? Сегодня твой счастливый день. Еще есть надежда. Или вызвать подъемный кран?

Я улыбнулся, потому что мой папа тоже так часто говорил.

Можно было подумать, что отец Мари вот-вот расплачется, у него всё лицо перекосило. Его жена всхлипывала, стоя у него за спиной.

– Ты выглядишь лучше! Невероятно! – заметил он.

– Она готова к финальной гонке, – сказал Счастливчик Люк.

Мой взгляд упал на висевшее на стене приглашение.

– А сколько сейчас времени? – спросил я.

– Почти десять тридцать, – ответил папа.

– БЕГОМ! – завопили все разом.

Папа схватил виолончель, а Мари нащупала мою руку.

Друг за дружкой мы направились по тропинке к выходу из леса. Счастливчик Люк держал в руках вешалку с элегантным платьем Мари, и я подумал, что мы похожи на банду браконьеров.

И в этом была доля правды, потому что мы пытались обмануть саму судьбу.

«Панар» и огромный БМВ были припаркованы на опушке. За ними Счастливчик Люк оставил свой велосипед.

Мари переоделась, спрятавшись за дверцами «панара». В белом воздушном платье она походила на светящуюся лесную фею.

– Я поеду с Виктором, – сказала она, – я не могу отпустить свою нить.

Дарт Вейдер залез в БМВ с родителями Мари. Хайсам сел рядом со мной на заднем сиденье «панара», а Мари и папа – впереди.

– Я за вами! – закричал Счастливчик Люк, седлая своего коня. – И даже не пытайтесь обогнать, не получится!

Папа вел машину и поглядывал на меня в зеркало заднего вида с тревогой и любопытством.

– Что такое, папа? Почему ты так на меня смотришь?

– Ты уже неделю не брился. Выглядишь неряшливо.

Хайсам заполнил собой весь «панар». Он был очень спокоен и не осознавал, какое чудо только что сотворил.

– Что ты им такого сказал, что они согласились? Как у тебя получилось?

Мой благородный египтянин лишь глубоко вздохнул, словно я ему порядком надоел. Я понял, что он ничего не расскажет.

– Ты правда мастер. Вот что я тебе скажу.

Позади, пригибаясь на поворотах, Счастливчик Люк крутил педали изо всех сил, нахмурившись и опустив голову. Он не отставал от нас.

* * *

Когда мы приехали, первых кандидатов уже прослушали, но, к счастью для Мари, ее выступление поставили во второе отделение, так что у нас еще было немного времени.

Мы оставили ее в классе, чтобы она поиграла и разогрелась.

– Виктор, возвращайся через пять минут! Мне нужен мой переворачиватель страниц!

– В таком виде? Я похож на дикого кабана.

– Я жду тебя через пять минут. Приходи хоть голым! – сказала она, перед тем как исчезнуть в классе.

Мы недоуменно переглянулись. Обычно Мари так не разговаривала. Я начал подумывать, что препараты Счастливчика Люка влияют на речь.

– Вот видишь, – сказал папа, – тебе стоило побриться. Но ты же сам лучше знаешь!

Зрители первого отделения вышли из зала. В этот момент нас пригласили войти. Хайсам выглядел грустным. Он сделал шаг назад.

– Ты не идешь посмотреть на Мари? – спросил я его.

– Браво, маэстро, – просто ответил египтянин и направился к выходу.

Я остановил его, схватив за край клетчатой рубашки.

– Ты не можешь уйти просто так! Не сегодня!

– Конечно могу! Сегодня… шаббат.

– Ты опять выдумал шаббат, чтобы сбежать от нас! Послушай, ты же даже в машину сел и провел на улице весь день, а может так случиться, что сегодня вечером ты будешь смотреть телевизор и есть сосиски!

– Вот именно. Я и так уже натворил дел. Ты знаешь, что Решевский отказывался играть по субботам и все тридцать лет карьеры это мешало ему на турнирах?

Я пожал плечами.

– Да плевать на твоего Решевского и его странности. Он делал то, что хотел! Может, ему было весело пропускать турниры по субботам!.. Ты сам-то, Хайсам, хочешь уйти?

Он смутился и, мне кажется, первый раз в жизни оказался не в ладах с собственной совестью.

– Хочу? Нет, конечно. Напротив, мне очень хочется остаться. Ты даже не представляешь насколько!

Наступил долгожданный момент. Позвали Мари и ее переворачивателя страниц. Я думал, что у меня задрожат колени, а зубы будут отбивать каждый такт, но наоборот, меня переполняло космическое спокойствие, словно само время протекало через мое тело.

В зале я увидел папу рядом с Хайсамом и Счастливчиком Люком, а еще Дарта Вейдера, сидевшего между родителями Мари. Жюри разместилось чуть дальше, справа.

Казалось, что Мари далеко: она широко открыла глаза, словно ее загипнотизировали.

Тишина расстелилась, как скатерть. Мгновенье пустоты. Мари держала смычок в нескольких сантиметрах от струн. У меня перехватило дыхание. Я мельком глянул на папу, затем на Хайсама, который расплылся в кресле, и заметил, как он поднял руку, совсем невысоко, – это был его фирменный жест, неуловимым образом понятный только нам двоим. И за эти секунды пустоты, прежде чем смычок рванет струны, в моей голове пролетели воспоминания, смешиваясь и сталкиваясь между собой. Мари идет в одиночестве по дороге в деревню. Мари в поезде с призраками. Карамельное «яблоко любви». Мари в пыли с сердцем, полным печали. Глаза Мари. Счет шагов Мари.