– Я б сказала, да он не даст.

Лодвейн хрюкнул, плечи затряслись и магмобиль вильнул в сторону.

– Агаха-ха, не даст.

– Мрак и тени! Дан! Похабник…

Я спрятала лицо в ладони и упала плашмя на сиденье, вздрагивая, как от рыданий, смеялась тоже. Это было очень странно – смеяться от тоски и боли, и от того, что не можешь понять, почему все именно так. И чувство, будто изнутри я, как коркой, зарастаю обожженными перьями.

Я все-таки потянулась и поправила его руку.

– Поспи, – сказал Дан, краем глаза наблюдая, как я устраиваю поудобнее некромантскую кисть.

– Не могу. Я… боюсь.

– Хочешь, помогу? Эксклюзивная вампирская магия!

– И что мне делать?

– Ничего, ты даже не заметишь. Этот же не заметил, решил, что сам спать захотел. И уснул, как младенчик. Сопит, очами не сверкает и никого не строит вдоль погоста.

– Тогда помоги.

– Тогда не думай, что я тебе помогаю. Про другое думай, вот хоть про Холина.

Но про Марека я думать не стала, еще начну звать во сне. Буду думать про других. Про Лукрецию, например. Она сообщение прислала, что понимает, что мне сейчас совсем не до нее, но что все мое она собрала, кому надо передала и увидимся дома.

Или вот про вампиров. Когда проходили пригранконтроль на выезде, приграничники прятали ухмылки, проверяя документы Дана. Как оказалось, несколько лет назад Лодвейн основательно нашкодил в Лучезарии и именно в Аргенти, откуда было большинство служащих поста. Ровно так же, как когда его из надзора попросили. Только последствие шкоды уже на ноги встало и бегает, сияя белоснежными клыками. Оскорбленная дама, оказавшаяся родственницей главы магистрата, видеть паразита Дана не желала, а вот алименты желала очень сильно. Но с ней Лодвейн был не один и единолично ответственность нести отказался. Потому и не жаждал в Лучезарию соваться, опасаясь за сохранность кошелька. Не уберег. Алименты-то заплатил, но с приставом повздорил, за что был посажен подумать над поведением. Правда, местные власти моментально воспользовались оказией, чтоб от нодлутского беспокойного гостя избавиться. Дан мне даже запрет на въезд в страну на десять лет показывал гордо.

– А как же байка, что у долгоживущих дети только от большой взаимной любви? – решила уточнить я.

– Так мы в тот момент ее очень сильно любили, взаимно, оба, – ржал бесстыжий вампир, – но я, выходит, сильнее!

Вот народ – язык без костей, что подумал, то и ляпнул, и начхать на окружающих. Вельта такая же была. Я собиралась позвонить папе, воспользовавшись подаренным Холином магфоном, но нашла раздел с пометкой “ты спрашивала”. В папке хранились несколько записей с “глаз” в медцентре незадолго до взрыва в кабинете Гарвера Мартайна.

Кусочек из приемной: секретарша, спина входящего, мельком – Вельта, сидящая на углу стола.

Кусочек из кабинета: сам Гарвер, Вельта со скучающей и немного брезгливой миной, глядящая на визитера, сам визитер снова спиной. На стол ложится кейс, куда прибывший укладывает полученные от Гарвера документы, контейнер и ключ-карту. Гарверу и Вельте не видно, но в кейсе лежит пластина с углублением, а на ней – похожий на глаз артефакт. Гость, закончив укладывать папки, хлопает себя по груди, активируя щит, резко поворачивает артефакт, а дальше – вспышка тьмы.

Кусочек из коридора: визитер, опять-таки спиной, быстро идет к выходу и снова взрыв, похожий на первый.

Просто спрашивала, а он вот – добыл.

Я старалась про Мара не думать, но когда уснула, все равно сон вышел о нем. Самый обычной сон, как мы магмобиль из-за Пятна разбили и в лимонном желе изгваздались. Как я его целовала в первый раз и на губах было сладко. Спала и мне казалось, что это не только мой сон, но и его тоже. Там он не запрещал держать себя за руку, переплетя свои пальцы с моими так тесно, словно это тоже был поцелуй.

Проснулась от того, что магмобиль стоял, а снаружи спорили. Нет, раньше, как будто мою руку держали и отпустили. По факту, она, видимо, просто свесилась с сиденья, на котором я развалилась почти как дома на постели, только ноги не вытянешь. А размяться хотелось.

Почесала зудящие на запястьях метки и вышла в промозглое осеннее утро. Это вам уже не Лучезария. Пусть и стояла почти всю осень ненормальная жара, ноябрь есть ноябрь. Мерзко, сыро и моросит даже.

Холин и Дан препирались на тему “кто виноват”. Лица у обоих были озадаченные, багажник нараспашку и часть вещей – на обочине.

О, мой рабочий рюкзак. И лопата!

Знаете, Лукреция – та еще ведьма, но иногда (очень редко!) я ее просто обожаю. Лопата была вместе с эльфийским розовеньким чехольчиком. А что? Стильно. Оденусь во все черное, лопату в чехле на пояс пристрою и буду темную общественность кошмарить намеками на полное отсутствие тормозов. Вон даже Холин впечатлился, смотрит, как на ненормальную. Я что? Я ничего. Что б вы понимали в эльфийской моде, магистр! Платье на балу оценил, видно, только от того, что под ним белья не было, хам. Или от зависти к Альвине.

А нравится мне мое настроение – бодрое и злое. Самое то в компании с двумя придурками, у которых магаккумулятор разрядился в ноль, когда ближайшая заправка в десяти часах езды и не факт, что рабочая.

– Мне вот интересно только, – покачиваясь с мысков на пятки и сунув руки в карманы, ласково интересовался у вампира Холин, – где запасная батарея, которая в багажнике лежала.

– Сам просил переложить!

– Переложить, а не выложить.

– Да я ее просто вынул, чтоб поставить так, чтоб все влезло. Наверное, отвлекся и забыл.

Мар развернулся, обошел печально стоящий на земле пузом магмобиль, пнул ногой бампер.

– На кой ты через эту глушь поперся?

– Так ближе было. Я вообще предлагал аэростатом, так ты кое-чьи чувствительные внутренности пожалел.

– Я? – изумился некромант.

– Ну, может и я, но ты и не возражал особо. Эй, Гарпия, ты куда это?

Пока эти двое препирались, я проинспектировала имеющееся добро. Свое и Лодвейна. Он же в мои вещи в Нуэле лапы запускал? Часть оставила, часть (съедобную) изъяла в качестве моральной компенсации. Уложила рюкзак честь по чести, пояс надела, лопату нацепила. Без чехла, еще испачкается. Утеплилась мантией, куртка была тонкая. Рассовала батончики по карманам, навьючилась