Следователи задавали одни и те же вопросы. Казалось, они сами пребывали в растерянности, что делать с лейтенантом-забулдыгой. Проще всего было дать десять суток ареста от командующего армией и пинком отправить служить в Союз. Но дело было на контроле высоких начальников, контрразведчики получали трендюлей за готовившийся по самым носом теракт, и просто с Тагировым расплеваться не получалось.

Про посещение монгольской делегации следователи тоже выспрашивали подробно, но тут все упиралось в пределы их компетенции. Кто им разрешит допрашивать граждан страны, где советские войска в гостях? И не просто граждан – начальников, пусть и местного значения. Надо запросы посылать руководству туземцев, в Улан-Батор. Письма туда-обратно долго ходят. А пронести взрывчатку мог каждый из десятка монгольских посетителей – они же с портфелями не расстаются. Это у них – символ власти. Небось и спят с кожаными пузатыми чудовищами.

Марат начал дремать, когда его снова вызвали на допрос.

* * *

Кабинет был набит под завязку, Марат даже сначала растерялся от обилия незнакомых лиц. Явно намечалось что-то необычное, в сгустившемся воздухе пахло тревогой.

Сидящий во главе стола подполковник с прокурорскими эмблемами (щит, прикрывающий перекрещенные мечи) кивнул головой:

– Садитесь, лейтенант.

Тагиров присел на краешек свободного стула, украдкой огляделся. Напротив расположились два незнакомых полковника. По скрытым для непосвященного деталям – генеральского сукна кителям, шитым золотой нитью звездам на погонах – можно было определить нездешних шишек самого высокого полета. Один – крупный, костистый, лысоватый. Второй – комичный, миниатюрный, с любопытным, почти детским лицом. Погоны он себе явно ножницами подрезал, чтобы не свешивались с плеч, – такого маленького размера фабрики не производят. Видимо, те самые легендарные «москвичи», о которых Тагиров слышал в комендатуре.

Полковники разглядывали лейтенанта в упор. С брезгливым интересом, как энтомолог – особенного таракана перед тем, как проткнуть булавкой и засушить для коллекции.

Тагиров отвел взгляд, увидел Морозова и Сундукова. Радостно кивнул – все-таки свои. Однако «свои» никак не отреагировали. Сундуков даже нарочито отвернулся. Блин, намечалось что-то очень нехорошее. Марат сглотнул комок, постарался успокоиться. Подумал: «Будь что будет. Не расстреляют же, в конце концов. Не за что, вроде».

– Ну что же, начнем? – подполковник-прокурор будто спрашивал разрешения. А может, и вправду спрашивал – у столичных варягов.

Подполковник взял со стола исписанный листок, глянул. Заговорил:

– Сегодня в двенадцать часов дня меня, как руководителя особой следственной группы, пригласил к себе дежурный врач гарнизонного госпиталя. Одна из пациенток заявила, что хочет дать важные показания по делу о готовившемся теракте в генеральском люксе. По состоянию здоровья свидетельница не могла самостоятельно явиться в прокуратуру.

– Скотина. Девочку мою довел! – вдруг сказал Сундуков. И всхлипнул. Тагирову стало страшно: плачущий Дундук был совершенно невозможным, нереальным явлением.

Прокурор никак не отреагировал на это. Продолжил тем же равнодушным голосом:

– Свидетельница, Сундукова Ольга Андреевна, показала, что именно она была инициатором встречи с лейтенантом Тагировым, для чего предварительно похитила ключи от генеральского номера…

Марату будто врезали по лбу кувалдой. Он сидел, ошарашенный, а в голове крутилась одна мысль: «Господи, ну зачем? Зачем она рассказала?». И с ужасом понимал, зачем. Испугалась за него и бросилась спасать – ценой репутации, чести… Храбрый воробушек, затыкающий собой пушечное жерло.

Ухмылялись москвичи. Сопел простуженный Морозов. Дундук сморкался в несвежий платок, моргал красными глазами. Подполковник продолжал вещать скучным голосом, без интонаций. Марат воспринимал его слова, как серый бессмысленный поток, и лишь вздрогнул при словах «имела место постоянная внебрачная связь». Господи, какие деревянные, казенные слова…

Прокурор, наконец, закончил пытку и добрался до финальной части:

– Итак, можно сделать однозначный вывод: вины никакой за лейтенантом Тагировым не имеется. Теракт предотвращен по случайной причине. Расследование относительно его истинных организаторов будет продолжено компетентными органами, что не может являться предметом нашего обсуждения. Уголовное дело против Тагирова возбуждаться не будет в связи с отсутствием состава преступления. Что касается дисциплинарной и, так сказать… кхм… моральной стороны данного дела – эти моменты находятся в компетенции командования и политических органов армейской ремонтной базы. У меня все. Лейтенант, у вас есть вопросы?

– Да, – Марат умоляюще посмотрел на прокурора: – что с Ольгой Андреевной? Почему она в госпитале?

– Щенок, подонок, он еще спрашивает! – Сундуков рванулся, на его плечах повис Морозов. Подскочил Пименов, еще кто-то… Тагиров сидел, не шелохнувшись, закрыв глаза. Ему очень хотелось, чтобы сейчас Дундук добрался до него, разбил морду, – Марат даже не стал бы уклоняться. Только бы ответили: что с Ольгой?

Николая Александровича всем миром усадили на место, кто-то протянул стакан воды. Сундуков, стуча зубами по стеклу, давился, захлебываясь. Струйки сбегали по тройному подбородку, расплывались пятнами по кителю.

Сундуков поставил опустошенный стакан на стол. Стряхнул руку Пименова с плеча, повернулся всем грузным телом к Тагирову. Прохрипел:

– Ольгу отправили сегодня в Союз. Не пытайся ее искать. И не потому, что я убью тебя, – для тебя, скота, нет ничего святого, это я уже понял. Ты не ценишь ни свою паршивую никчемную жизнь, ни честь, которой у тебя нет. Но если у тебя есть хоть капля сострадания к обманутой тобой женщине – не добивай ее. А потом я увезу ее так далеко, что смогу защитить от твоих гнусных приставаний.

Сундуков подошел к Марату. Навис огромной глыбой. Сзади маячили обеспокоенные Пименов и Морозов. Тагиров сжал кулаки, поднялся. Принял сверлящий, ненавидящий взгляд маленьких глаз. Хотел сказать громко и четко, но голос подвел, сорвался на фальцет:

– Я… Я люблю Ольгу Андреевну. Простите меня, если сможете, товарищ полковник.

Николай Александрович скривился. Прошипел:

– Чтоб ты сдох, сопляк! Ненавижу.

Толкнул плечом (Тагиров не удержался, упал на стул), вышел, грохнув дверью.

Столичные полковники все происходящее наблюдали, откинувшись на стульях – будто в театральном партере. Тот, что повыше, толкнул второго локтем:

– Видал? Страсти, как на Таганке у Юры Любимова! А ты ехать сюда не хотел.

Тагиров ненавидяще глянул на варягов. Узкоплечий, хихикнув, заметил:

– Ты глазенками-то не сверкай, донжуан. Легко отделался, считай.

Тагиров, ни к кому конкретно не обращаясь, спросил:

– Я так понял, что свободен. Разрешите идти?