– Ты кто таков будешь? – грозно, но удивленно спросил Казимир.

– Как это кто? Черт я.

– Нечистый?

– Сам дурак, – обиделся попутчик.

– А от кого убегаешь?

– Не от кого, а с кем. Просто вот с тобой за компанию, прикольно же! Кстати, просьба всех побрать – точно не шутка?

Впрочем, рогоносец ответа дожидаться не стал, сунул два пальца в рот и свистнул, отчего козел под ним встал на дыбы, а конь воеводы рухнул, перекатившись через голову. А погоня остолбенела – всадники замерли вместе с лошаденками в тех позах, в которых их застал чертовский свист.

Бартош поднялся, потирая ушибленный в падении бок, и тут же в испуге отпрыгнул в сторону. Земля под ногами задрожала и пошла широкой трещиной, откуда, как горошины из стручка, выскочили мелкие чертенята с вилами наперевес.

– Вон тех дикарей быстренько побрать, нам организовать выпить и закусить! – отдал распоряжение черт-наездник. – Пошевеливайтесь!

Чертенята сноровисто перекидали барыгов в трещину. Воевода только поморщился, когда не помещавшихся туда утаптывали копытами и трамбовали откуда-то взявшимся большим бревном. Сделав свою работу, рогатые попрыгали следом, и разлом затянулся, оставив на поверхности маленький столик с бутылкой водки, двумя стаканами и одним огурцом.

– Ты за моей душой пришел? – спросил Казимир и крепко сжал рукоять булавы.

– Зачем мне она?

– Но ты же черт.

– Я русский черт! – Рогоносец гордо вздернул пятачок.

– И?

– И ни хрена! Своих не трогаем.

Воевода снял шлем и почесал затылок. В его голове не укладывалось – как это черту и не нужна человеческая душа.

– Как хоть зовут-то тебя?

– Всяко… в основном матерно, – тяжелый вздох и вдруг погрустневшие глаза. – А так да, Глушатой Преугрюмовичем кличут.

– Еще раз…

– Папу Преугрюмищем звали.

– А-а-а… а я Казимир, – Бартош кивнул в сторону столика. – Угощаешь?

– Таки да, за знакомство.

– Да вроде на службе…

– Мы помаленьку, – успокоил Глушата. – Если только еще за победу, за боевое сотрудничество, за посрамление врагов. И за здоровье князя Николая в обязательном порядке.

– Искушаешь?

– Издержки профессии. Но выпить нужно.

– По глоточку?

– Думаешь, не хватит? – Черт привычно сковырнул когтем пробку и налил по полному стакану. – Гонца зашлем, у нас такие вопросы мигом решаются.

Бартош лихо опрокинул свою емкость и застыл с выпученными глазами и открытым ртом. По побагровевшим щекам покатились слезы. Но наконец закашлялся, смог вздохнуть и потянулся за булавой:

– Отравить хочешь адовым зельем?

– Тю! – ухмыльнулся Глушата. – Это же «Годзилковая особая» местного производства. Выпускается с благословения Патриархии.

– И ты…

– Пьем и ее, чо! Качество и у нас ценится.

– И не…

– Сушняк только по утрам да колокольный звон в башке, а так ничо. Да ты закусывай, Казимир, закусывай! Повторим?

Вторую порцию воевода употребил, следуя инструкции многоопытного черта. Выдохнул резко, занюхал кольчужным рукавом и удовлетворенно крякнул:

– Хорошо пошла. Смотри-ка, друг, это не твои показались? Зови к столу.

Глушата глянул на приближающихся всадников и помотал головой:

– Мои такими грязными не бывают. И тем более не крестятся слева направо.

– А как же они крестятся? – оживился Казимир.

– Вообще никак, – пояснил черт. – Не умеют. Погоди… это же вроде рыцари?

– Такие грязные? И каким чертом их сюда занесло?

– Я не заносил.

– Верю.

Бартош подождал, когда всадники приблизятся, и спросил, тщательно выговаривая слова вдруг ставшим непослушным языком:

– Вы за кого, за наших? Чо? Почему грязные? И какого хрена вообще?

Командир отряда коротко поклонился, не слезая с коня:

– Я маркиз ди Мьянетта, а это мои люди. Мы видели, как ты бросился в одиночку в погоню за многими тысячами…

Воевода приосанился и гордо погладил свисающие чуть не до груди усы.

– И вижу, что подоспели вовремя, – продолжил маркиз. – Тебя искушает дьявол!

– Да? Глушата, ты дьявола тут не видел?

– Нет, а что?

– Говорят, он меня искушает.

– Зачем?

– Не знаю. Маркиз, зачем ему это нужно?

– Не знаю, – растерялся ди Мьянетта. – Но вот же он перед нами.

– Попрошу без оскорблений! – обиделся черт. – В зеркало давно смотрел?

– Тихо! – прикрикнул Казимир. – Никаких споров между союзниками! Маркиз, водку пить будешь?

Ди Мьянетта согласился, поскольку уже три дня чувствовал себя руссом, и скомандовал отряду привал. Только вот мирного отдыха не получилось – послышался топот неподкованных копыт, и градом посыпались стрелы. Первая же разбила вдребезги бутылку. А вторая воткнулась в погрызенный огурец.

Спешившиеся рыцари встретили барыгов в мечи, благо большинство из них было ростом выше сидящего на лошади кочевника. А рассерженный черт ухватил с седла свои вилы и бросился в рукопашную. Вот он увернулся от брошенного копьеца и засадил острия в бок сморщенному, словно урюк, халифатцу, неведомо как затесавшемуся в Орду. Сидел бы дома под финиковой пальмой, доил бы верблюдов с верблюдицами, и живым мог остаться. И так… извини, личное! Вот Глушата вкрутился винтом между двумя всадниками и захлестнул хвостом ногу ближайшего коня, потом чуть дернул задницей и пришпилил к земле упавшего противника. Второго в прыжке достал копытом в лоб, сам не удержался и покатился кувырком, уходя из-под ударов.

Черт так увлекся боем, что не заметил брошенного шипастого шара на тонкой цепи. Метательный снаряд со звоном стукнул по затылку и срикошетил прямо в лицо подбирающемуся сбоку барыгу. Красная косынка слетела, обнажив розовую лысину, а сам Глушата недоуменно почесал ушибленное место.

– Наших бьют! – Братья де Биле первыми бросились на выручку.

Пусть рогатый, пусть с пятачком и хвостом, пусть одет в сущее непотребство, но это наш черт, и обижать его можно только нам! В благородной ярости рыцари добивали остатки набежавшей сотни и не обращали внимания на попытки сдаться в плен. Но вот уже мечи перестали звенеть о чужие шлемы, и наступила блаженная тишина, нарушаемая только дальними выстрелами пищалей и частыми взрывами на минных полях.

– Казимир, ну нет нам покоя, – пожаловался Глушата, цепляя вилы к седлу боевого козла.

– А что делать? Война…