– Чем, хреном твоим загонять? – огрызнулся Серега. – Чуть не половина орудий при втором выстреле развалилась.

– Но ты же…

– Отстань, лохматый, пришибу. Всем уцелевшим – огонь по готовности!

Пушки выплюнули заряды вразнобой, и еще несколько минут доносились гулкие бабаханья растянутой на пару километров цепи. Но вместо того, чтобы отбросить степняков на заранее приготовленные ловушки и минные поля, последние выстрелы произвели прямо противоположное действие – барыги оставили попытки штурмовать позиции передового полка и бросились на артиллеристов. Видимо, изрыгающие огонь колдуны показались меньшей опасностью, чем колдуны, разрывающие себя на мелкие кусочки.

Атакующую лаву встретили залпами ручных пищалей и барабанных огнестрелов. Вот только их было слишком мало, несмотря на работавшие всю зиму мастерские. Не хватало железа, и на переплавку шли даже старые топоры да ржавые дверные петли. Даже кочерги были изъяты в фонд обороны дотошными домовыми. Сейчас выручала скорострельность, но не всегда и не везде – в нескольких местах кочевникам удалось прорваться на линию пушек, и артиллеристы несли первые потери.

– Куда потащил? – прикрикнул волхв на Базеку, вытаскивающего картуз из зарядного ящика развалившегося орудия. – Взорвешься на хер!

– Не твое собачье дело! – Кот ухватил мешок двумя лапами и попросил: – Подожги, а?

Так и не дождавшись ответа, забрал тлеющий фитиль и исчез в неизвестном направлении. Чуть поодаль грохнуло, и Базека появился опять, немного опаленный, но с довольным блеском в глазах.

– Давай еще!

Волхв дал коту пинка и выстрелил в лицо желтолицего всадника в доспехах из бамбуковых дощечек.

– Привет Конфуцию, бля!

– Предупреждай в следующий раз, – Базека опять материализовался на зарядном ящике. – Задница не казенная.

– Поберегись! – Серега встретил следующего барыга с опустевшим барабаном огнестрела и попросту двинул кулаком в конскую морду. Мохнатая лошаденка завалилась на бок, придавив верещащего всадника, которого тут же добил кто-то из артиллеристов.

– Башку пригни, воевода, мать твою за ногу! – Откуда-то сзади высунулось длинное и толстое копейное древко.

Волхв оглянулся – вот она какая, кавалерия из-за холмов, о которой так долго говорил князь. Латная конница, неслышно подошедшая в шуме битвы, действовала по старинке исключительно холодным оружием, без всякого огнестрела. Но этого хватило для того, чтобы степняки дрогнули и откатились назад, разорвав дистанцию. Отступающих били в спину уцелевшие артиллеристы, отвечая десятком пуль чуть ли не на каждую выпущенную стрелу.

Двухметровый детина с длинными усами и бритым подбородком легко спрыгнул с коня и подошел к Сереге:

– Принимай пополнение, воевода. Берестецкий полк прибыл в твое распоряжение.

– А-а-а… а ты кто?

– Тоже воевода, – богатырь протянул руку. – Казимир Бартош из Берестья.

– И чего? У меня приказ – отходить к Лешакову.

– А как же мы?

– Тебя кто прислал? – вмешался Базека.

– Сами пришли, чего такого-то? С похода сразу в сечу – любо! А что, не нужно было?

Волхв мысленно плюнул и так же мысленно схватился за голову. Черт побери, из-за этих добровольцев-энтузиастов постоянно путаются все тщательно продуманные планы. Неужели не хватило времени, чтобы, как порядочные люди, прийти заранее в Татинец, организованно занять позиции на поле боя с четкой и конкретной задачей? Так нет же, считают себя храбрее и умнее прочих и прутся прямо сюда. Многие даже на голодный желудок. Но не прогонять же теперь? С уверенностью можно сказать, что такие полки будут прибывать и после битвы – Савва в своих пастырских поездках был на диво красноречив. А задержки… для задержек наверняка есть уважительные причины. Кого местный князь долго не пускал, руководствуясь мутными соображениями высшей политики, а кто-то просто шел кружной дорогой, не желая прорубаться мечом через земли негостеприимных соседей.

А берестецкий воевода, насколько можно судить по его честной и открытой физиономии, пришел явно не за славой. Нет, конечно, от нее не откажется в качестве приятного дополнения к богатым трофеям, но и только. Сереге не раз приходилось сталкиваться с жителями западных княжеств, постоянно воюющих то с Пшецким крульством, то с хунгарийцами или Лабуссией, и он твердо усвоил одно – для хозяйственного берестчанина добычи слишком много не бывает.

– Казимир, ты карты читать умеешь?

– Что я, неграмотный? – обиделся Бартош. – Я при штурме Кракийского замка лично библиотеку ихнего круля поджег. И дедушка дважды – это у нас наследственное.

– Ага, – волхв развернул на земле пергамент, пробитый в двух местах вражеской стрелой, и ткнул пальцем в устье Трезвы. – Вот где-то здесь у степняков обоз. На десятую часть согласен?

– А остальное?

– Подоходный налог.

– Походный?

– Вроде того.

– Годится, согласен. Твою долю куда принести?

– Не мою, княжескую.

– А он…

– Нет, даже не надейся, тариф окончательный и обжалованию не подлежит. Высочайшее утверждение, не хрен собачий!

…Но даже жестоко избиваемые со всех сторон барыги представляли еще грозную силу. Время от времени у кого-то из военачальников получалось собирать вокруг себя не совсем растерянных воинов и бросать их в отчаянные атаки. Одна из них и столкнулась лоб в лоб со спешащим к обозу Берестецким полком.

Воевода с трудом отмахнулся от налетевшего степняка обломком меча, разлетевшегося в предыдущей схватке, и встретил нового противника ударом огромной булавы. Смяв еще двоих, Казимир раззадорился и как-то незаметно оторвался от своих. Постепенно его вытеснили далеко в сторону, и когда первоначальный запал прошел, возвращаться было уже поздно – вокруг мелькали чужие лица, непонятно отчего недружелюбные, а щит трещал от сыплющихся ударов. Бартош пришпорил коня и, разбрасывая более легких степняков, попытался прорваться. Барыги разлетались, но на место одного павшего вставал сразу десяток, и всем хотелось достать зарвавшегося воеводу.

– Да чтобы вас черти побрали! – выругался в сердцах Казимир. – Прибьют ведь на хрен!

Неимоверным усилием роняющий пену конь вклинился в небольшой разрыв между кочевниками, сшиб барыга, некстати оказавшегося на пути, и рванулся во всю прыть, не обращая внимания на гневные окрики седока. Пущай поорет – лошадиная жизнь и так коротка, а если вовремя не сделать ноги, то и вовсе…

– Извини, воевода, ты не мог бы скакать помедленнее? А то я не успеваю, – прокричал кто-то рядом.

– Дурак, это конь скачет, а я на нем сверху сижу, – огрызнулся Бартош и повернул голову на голос.

Слева, отставая на половину корпуса, верхом на черной козе (или козле?) мчался настоящий черт. С рогами, копытами и свиным пятачком в придачу. Он лихо правил своим средством передвижения, держась за рога. Козлиные, естественно. У седла скакуна болтались в ременной петле трезубые вилы с деревянной рукояткой, а сам черт был одет в кожаные штаны с заплатками на вывернутых назад коленках и жилетку, усыпанную мелкими железными заклепками. Концы повязанной на голове алой косынки победно трепетали на ветру.