Спаси их Тарр от родительского гнева, пусть они его и заслужили!

— Я еду к вам, мои невесты! — воскликнул самокоронованный король, поправляя сползающую бересту, заменявшую ему корону.

Когда две процессии встретились, начался отбор. И самым забавным было то, что они начали… петь. Да так задорно, чисто и весело, что настоящие претендентки не шли с ними ни в какое сравнение. По крайней мере, по искренности и истинно детскому энтузиазму.

Подкравшуюся было хандру как рукой сняло.

— Как жаль, что я не могу снять это на видео, — сквозь смех посетовала я. — А потом показать Коннарту. Они играют в нас! — снова расхохоталась, старательно прикрывая рот рукой, чтобы не спугнуть малышню.

— Дети всегда копируют взрослых, — философски заметил Жрец, тоже улыбаясь во весь рот. — Пойдём дальше, нас ждут.

— Конечно-конечно! — очнулась я от дивного зрелища. — Обязательно надо будет рассказать об этом королю, пусть знает, где водятся действительно талантливые невесты.

Жрец понимающе ухмыльнулся, всем своим видом одобряя мою инициативу. А потом вновь подставил локоть, от которого я, сама того не заметив, отцепилась, пока покатывалась со смеху.

— Благодарю, — приняла его помощь, и мы продолжили движение к Храму, точнее соседствовавшему рядом с ним строению, где расположилось местное отделение акушерства и, возможно, гинекологии. Посмотрим, как у них тут всё устроено.

Первое, что мне бросилось в глаза – идеальная чистота. Приёмная, где стояло несколько столов со стульями, диваны и кресла, сверкала недавней уборкой. За одним из столов дежурила средних лет женщина в чепце. В отличие от моей служанки, ей он очень шёл, да и форму имел более благородную.

— Ладетта, познакомься, это Жардетта, та самая девушка, о которой я вам вчера говорил. Посланница Тарра и очень умелый лекарь. — Жрец элегантным жестом вывел меня вперёд. — А где все остальные?

— Несколько человек разъехались по вызовам, в родильной комнате сейчас никого. Но есть кое-что... На втором этаже сейчас графиня Сакланская... У нее... — Женщина замялась. Было видно, что говорить подробности ей неприятно и совершенно не хочется.

Так бывает, когда сталкиваешься с необходимостью обсуждать с посторонними случай, в котором сама ещё до конца не разобралась, но каждое сказанное тобой слово будет восприниматься, как уточнённый факт и впоследствии использовано против тебя. Особенно, когда прогноз неблагоприятен.

Посторонними для членов акушеркой семьи являлись абсолютно все, включая врачей других специальностей, и не безосновательно.

Вспомнилась первая лекция по акушерству на тему организации учреждений родовспоможения и акушерско-гинекологической службы.

— Итак, коллеги, уясните раз и навсегда: родильный дом не является больницей, клиникой, госпиталем или иным лечебным учреждением. Он есть медицинское учреждение родовспоможения, и стоит в классификации медицинских организаций обособленно. Кто из вас сможет объяснить, почему?

— Потому что беременность и роды – это естественный физиологический процесс, а не патология, — щегольнул один из студентов своей осведомлённостью.

— Совершенно верно, юноша! — Преподаватель одобрительно кивнул ему.

— Физиологический, угу, — буркнула я тогда себе под нос, но высовываться не стала.

Это ведь очень естественно, когда женщина 40 недель находится в состоянии, когда с ней может случиться такое, что ни одному нормальному человеку никогда в жизни не грозит! А потом... Вот если бы цикл практических занятий не прошёл на 3 месяца раньше, чем начали читать лекции, я бы может и поверила. Но после того как на меня вылезало синюшно-фиолетовое нечто, разрывая промежность и задорно разбрызгивая остатки амниотической жидкости... Нет уж, увольте! Рожать я точно не буду никогда в жизни, врагу такого «физиологического процесса» не пожелаешь...

Со временем эмоции от впервые увиденного улеглись, страх оказаться самой на родовой кровати притупился, а после и вовсе сошёл на нет. Однако беременные женщины так и остались единственной категорией пациентов, которую я не любила и побаивалась. Когда из телефонной трубки бодрый голос фельдшера вещал что-то вроде: «Поступает женщина, двадцать лет, предположительно флегмона лица, беременная, срок тридцать одна неделя...», — я плелась в экстренный приёмник, всей душой при этом желая оказаться как можно дальше от этой «радости»!

Стряхнув из внутреннего взора наваждение пятилетней давности в виде строк из протокола УЗИ «в полости матки обнаружен один мёртвый плод», я решительно пресекла неприятную для акушерки ситуацию.

— Клинический случай будем обсуждать у постели пациентки! Кто может меня проводить? — произнесла я с таким непроницаемо-профессиональным видом, что меня наконец-то признали как свою.

Или хотя бы допустили мысль, что лучше я, чем ничего. Видимо, у них действительно тупиковая ситуация.

— Одну минуту! — Хранительница бастиона под названием «приёмное отделение» с видимым облегчением тронула колокольчик. — Сейчас вас проводят.

— Отлично, как раз посмотришь, как тут у нас всё происходит, — возрадовался Жрец и… смылся.

Нет, я, конечно, понимала его, как никто другой, но чтобы вот так! С другой стороны, если он так поступил, значит тут и без него хорошо справляются.

Мои мысли подтвердила Ладетта, тут же облачившая меня в чистый халат и подавшая чашу с жидкостью, которая своим запахом не оставляла сомнений в её назначении. На мою импровизированную косынку, из-под которой не пробивался наружу ни один волосок, а также на то, насколько тщательно я промываю руки, она смотрела очень даже одобрительно. Из-за одной из дверей бесшумно выскользнула опрятная женщина в таком же чепце, как и у её коллеги.

— Знакомьтесь, Милесса. Она проводит вас, — в голосе сохранялось некое недоверие, но самообладанию Ладетты позавидовал бы любой анестезиолог.

Они обменялись короткими взглядами, после чего Милесса так же бесшумно исчезла, вскоре появившись снова с мягкими закрытыми мокасинами без каблука в руках. Даже державший меня в напряжении предстоящий осмотр клятой беременной ба... эээ... графини не помешал мне выпасть в осадок, как хлорид серебра, от уровня организации инфекционно-безопасной среды в местном роддоме.

Если честно, воображение накануне рисовало мне что-то в стиле допастеровской Европы: грязь, бедлам, самоуверенные доктора и докторята, наскоро вытирающие руки о фартук, заляпанный в ходе упражнений в "анатомическом театре", прямо по дороге к постели роженицы. Запах разложения и прочие прелести, коими портили нашу, тогда еще неокрепшую психику, на третьем курсе в рамках дисциплины под названием «История медицины». Нет, я искренне надеялась на лучшее, учитывая, что здесь всё же не настолько дремучее средневековье и даже магия имеется, но подспудный страх имелся, да.

Как оказалось, совершенно зря.

Не менее одобрительно я оценила грамотное зонирование. Стоило нам выйти из приёмной, как передо мной открылась прекрасная картина. Ширина коридора позволяла спокойно разминуться двоим всадникам. На свете тоже не экономили, можно было разглядеть каждую трещинку в идеально ровном полу. Табличек, конечно, нигде не было. Сомневаюсь, что в них могла быть необходимость, я уже успела понять, что здесь посторонний, появившийся без предварительного согласования, скорее всего, смог бы пройти туда, куда ему не позволено (а не позволено везде!) только через трупы сотрудниц приёмного отделения.