Мы опять поднялись на 4900 м и направились к Амеланду. Джеко все еще получал сигналы на приборе «Serrate», но к этому времени усталость дала себя знать, я был так измотан, что едва мог что-то видеть.

– Джеко, я думаю, достаточно; давайте полетим домой. Остальные парни тоже должны иметь неплохой счет.

Джеко также устал, но он хотел продолжить патрулирование.

– Боб, у нас еще много боеприпасов. Возможно, мы сможем сбить еще пару.

Я боюсь, что у него не было шансов выиграть этот спор. Два утомленных, но довольных летчика спикировали к Северному морю и повернули на запад к дому. Почти через четыре часа после взлета мы благополучно приземлились в Уиттеринге.

Часть экипажей уже вернулась, но больше половины, включая вторую «волну», все еще были в воздухе. У нас была довольно хорошая ночь. В дополнение к нашим двум сбитым самолетам другой экипаж сообщил еще об одном уничтоженном и одном поврежденном самолетах. Несмотря на то что Джеко и я были измотаны, проведя несколько ночей без надлежащего сна, мы были настроены дождаться возвращения всех оставшихся. В 3.30 все вернулись, и я был рад, что мы не понесли никаких потерь. Моя эскадрилья уничтожила четыре вражеских самолета и один повредила. Я был немного разочарован. Я думал, что мы могли добиться большего, но, без сомнения, наше присутствие вызвало очень большое замешательство противника. Вероятно, мы сохранили жизни многих экипажей наших бомбардировщиков. Позже мы узнали, что налет на Пенемюнде был очень успешным. Там погибли около 700 человек персонала, включая многих опытнейших техников. Но гораздо важнее был тот факт, что развитие и производство оружия «Фау» было задержано приблизительно на девять месяцев. Бомбардировочное командование заплатило за это высокую цену. Из приблизительно 600 самолетов не вернулись более пятидесяти.[111] Большинство из них были потеряны около и над целью, что снова указывало на потребность в самолете большего радиуса действий, чем «бьюфайтер».

Вскоре несколько ранних модификаций истребителей «москито» передали в эскадрилью для испытаний. Но они были лишь кучкой изношенных самолетов. Перед тем как попасть в 141-ю, они сначала использовались в эскадрильях, а затем в учебно-боевых подразделениях. Их двигатели приносили нам бесконечные проблемы на больших высотах. Все же эти немногие самолеты позволили экипажам освоить «москито», которые по своим характеристикам превосходил «бьюфайтер».

Однако никто не мог сравниться с нашими излюбленными «бью» по прочности. Во многих случаях они возвращались обратно, когда другие самолеты уже должны были развалиться. Мы никогда не использовали эти первые немногие «мосси» для боевых вылетов из-за их ненадежности, но по достоинству оценили бы их, если получили бы более новые модификации. В ходе некоторых испытательных полетов в дневное время мы проводили учебные бои с американскими «лайтингами» Макговерна, и, даже учитывая наш недостаточный опыт полетов на «москито», «лайтнинги» имели слабые шансы против нас в бою.

Из-за нашего постоянно растущего счета побед нас с Джеко часто упоминали в печати. Обычно статьи развлекали нас, но время от времени и очень смущали. Я хотел бы знать, откуда исходила информация. Вечером после рейда на Пенемюнде я спал в своей комнате, когда дверь распахнулась и появился Винн с газетой в руке.

– Вы видели это, сэр? – с хитрой улыбкой спросил Винн.

Он прекрасно знал, что я газеты не видел. Я схватил газету и прочитал заголовок статьи, в которой рассказывалось о нашем с Джеко недавнем опыте. Она включала не очень точное описание наших боевых действий и детали моей жизни. По-видимому, меня готовили в ангелы, поскольку я был назван большим любителем греческой классики и убежденным трезвенником. Неудивительно, что Чарльз Винн искоса смотрел на меня. В тот момент я был чрезвычайно рассержен, но позже нашел это забавным. Какой-то репортер взял интервью у моего гордого отца и, боюсь, извратил то, что тот сказал. Фактически я бросил чтение греков в тот же момент, когда покинул школу, и, честно сказать, едва ли мог назвать себя трезвенником. Мне потребовалось много дней, чтобы загладить миф о своем пуританском существовании.

Вскоре после успеха эскадрильи в ходе ночного рейда на Пенемюнде я был награжден пряжкой к своему ордену «За отличную боевую службу». Цитируя официальное сообщение, «за блестящее руководство 141-й эскадрильей и исключительные навыки и храбрость, проявленные в ходе боевых вылетов». Звучные слова, которым, надеюсь, я соответствовал. Мои успехи были результатом слаженной работы пилота, радиооператора и наземного персонала, поэтому я полагал, что награда принадлежала всей эскадрилье. Было шумное празднование, в котором принимала участие вся 141-я. Мы были очень горячи и молоды и, вероятно, переборщили со спиртным, как и в предыдущих случаях. Я вовсе не пытаюсь оправдываться. Некоторые могут подумать, что мы зашли слишком далеко. Согласен, но полагаю, что были серьезные основания для такого поведения. У многих авторов, особенно британцев, есть тенденция преуменьшать эту сторону службы во время войны. Кажется, что офицеры военно-воздушных сил были образцом добродетели, по губам которых не текло ничего иного, кроме героических слов и молока![112] За исключением нескольких случаев, действительность была совершенно иной. Давайте смотреть правде в лицо, имелось много причин того, почему мы пили слишком много. Для некоторых алкоголь был способом убежать от действительности или подавить страх. Другие, возможно имевшие меньше воображения, относились к этому так: «Давайте полностью наслаждаться жизнью, завтра мы можем быть мертвы». Что касается моих собственных побудительных причин, я никогда не пытался их анализировать, но думаю, что в их основе лежал страх. Не только страх самому «купиться», но также и страх показать свой страх другим. Не пытаюсь оправдываться, но хочу напомнить читателю об ужасной ответственности, которая давила на наше поколение молодых людей, некоторые из которых были еще мальчишками.

Активизация военных действий против врага подразумевала, что мои посещения семьи в Лестере станут короткими и редкими. Я понимал, что достиг той стадии, когда мои обязанности по отношению к жене и детям отошли на второй план, главной стала работа по управлению эскадрильей. Для Джоан это было трудное время. Я становился раздражительным и не слишком понимающим супругом. Эффект от длительных боевых вылетов давал себя знать, хотя в то время я еще не понимал этого.

Некоторые из рейдов наших бомбардировщиков не требовали эскорта, например налеты на Италию или на порты на побережье Ла-Манша. Немецкие истребители появлялись редко, поскольку цели находились вне пределов главных поясов обороны люфтваффе. Противодействие было только со стороны немецкой зенитной артиллерии. И все же мы иногда, на всякий случай, выпускали наши «бью».