В ходе одного из этих легких вылетов вместе с бомбардировщиками, атаковавшими порты на побережье Ла-Манша, мы понесли одну из наших немногих потерь от действий противника. Никаких вражеских истребителей не было обнаружено, но огонь зенитной артиллерии был интенсивным. На обратном пути один из наших «бью» был поражен зенитным огнем. Пилот флайт-лейтенант Фергюсон стал пикировать на сильно поврежденном самолете в направлении Ла-Манша, надеясь дотянуть до Англии. Был ли он ранен или нет, его радиооператор флаинг-офицер Осборн так никогда и не узнал. Всего в нескольких километрах от побережья на высоте 60 или 90 м пилот сообщил радиооператору, что они вынуждены будут сесть на воду.

Последующие события покрыты туманом. Бью потерял управление и круто спикировал в воду. Осборн не помнил ничего о самой аварии, пришел в себя в воде, поддерживаемый спасательным жилетом, к которому тросом была пристегнута индивидуальная спасательная шлюпка. Он надул шлюпку при помощи баллона с углекислым газом, зобрался в нее, и к своему изумлению, обнаружил, что лишь слегка контужен, а все остальное, казалось, было целым. Пилота не было видно, только обломки и пятна масла на воде. В состоянии шока Осборн провел холодную ночь, качаясь верх и вниз в Ла-Манше, почти в поле зрения французского побережья, и задаваясь вопросом, кем он будет спасен, нами или врагом.

Все мы в Уиттеринге знали, что один из наших самолетов давно просрочил свое возращение и сведений, что он приземлился, нет. Мы предположили худшее. Родителям членов экипажа были посланы страшные телеграммы, сообщавшие, что их сыновья пропали без вести. На следующее утро эскадрилью посетил отец Осборна, решивший узнать подробности. Несмотря на волнение, он держался хорошо, и я рассказал ему то немногое, что мы знали. Я не хотел давать напрасные надежды.

Тем временем Дикки, мой адъютант, находился на связи с эскадрильей спасательных гидросамолетов, которая действовала в районе цели предыдущего ночного налета. Мистер Осборн и я говорили о войне вообще и старались держаться подальше от обсуждения судьбы его сына, когда в канцелярию ворвался Дикки. Спасательный «валрус», биплан-амфибия, патрулировавший около французского побережья, обнаружил шлюпку и поднял на борт Осборна поблизости от вражеского минного поля – очень смелое спасение. Несколько часов спустя Осборн прибыл в Уиттеринг, немного опаленный солнцем, но, очевидно, ничуть не пострадавший. Я редко чувствовал себя более счастливым, чем в тот момент, когда видел встречу отца и сына. Я был уверен, что отец уже предположил, что его мальчик погиб. Этот прекрасный момент был для меня омрачен знанием того, что храбрый пилот утонул вместе с самолетом.

В течение лета 1943 г. число сбитых эскадрильей вражеских ночных истребителей росло. Как и в других эскадрильях, большинство успехов приходились лишь на один или два экипажа. Другие же становились только добычей. Я уверен, что главная причина заключалась в том, что только эти несколько экипажей достигли чрезвычайно высокого уровня взаимодействия и координации, необходимых для ночного боя. Асы также были великолепными мастерами использования бортовых радаров и приборов «Serrate». Они получали с помощью этих сложных устройств достаточно информации, чтобы найти врага, даже когда эта аппаратура была лишь частично пригодна к эксплуатации. В 141-й эскадрильи фамилии флайт-лейтенанта Говарда Келси и его оператора сержанта Смита и флайт-лейтенантов Уайта и Аллана, другого выдающегося экипажа, начали регулярно появляться в боевых донесениях. Со времени налета на Пенемюнде каждый экипаж уничтожил над вражеской территорией более пяти самолетов и был награжден за свои действия.[113] До конца войны они добились еще больших успехов и заняли высокие места в списке лучших ночных истребителей.[114]

В начале сентября 1943 г. в эскадрилью начали просачиваться слухи о том, что меня для отдыха собираются перевести на какую-то должность, не связанную с боевыми вылетами. Для меня это звучало подобно похоронному звону. Моя эскадрилья была для меня всем, значила больше, чем жена и семья. Конечно же я переутомился, но не понимал этого. Вопреки здравому смыслу я надеялся, что это только слухи. Как будто бросая вызов усталости, я увеличил число своих вылетов и однажды едва не погубил Джеко.

Мы вместе с бомбардировщиками участвовали в налете на туннель Монт-Люкон, на юго-востоке Франции. Не было никаких вражеских ночных истребителей, так что я решил на обратном пути полетать на малой высоте и обстреливать поезда. Мчась в ярком лунном свете со скоростью 355 км/ч на высоте 600 м, мы недалеко от Парижа обнаружили один из них на линии Дьепп – Париж. Он двигался на приличной скорости. Снизившись, мы выпустили длинную очередь из всех стволов в паровоз, который взорвался, взметнув облако пара и искр. С поезда не последовало никакого ответного зенитного огня, и, поскольку он встал, мы сделали над ним круг и полетели на поиск следующей цели. Очень скоро мы увидели еще один состав, двигавшийся к Парижу из Амьена. Я снова спикировал, выпуская длинную очередь из всего нашего мощного оружия. В своем желании уничтожить этот поезд я полностью забыл о высоте. Впереди раздался взрыв. Чисто рефлекторно я резко потянул штурвал на себя. Мы задели верхушки деревьев, растущих вдоль железнодорожной насыпи.

Мы вернулись на высоту шестьсот или девятьсот метров глубоко потрясенные. Но самолет казался все еще пригодным для продолжения полета, несмотря на дыру в нижней части фюзеляжа между мной и Джеко. Через час мы приземлились и поспешили в бар, чтобы набраться там бодрости духа. Внутренний голос подсказывал мне, что, если я не возьму отпуск, мы долго не проживем.

Похоже, мои мысли были услышаны, так как через несколько дней я получил краткосрочный отпуск. Мне было приказало прибыть на аэродром Кенли,[115] получивший известность во время Битвы за Англию, чтобы участвовать в репетициях церемонии, посвященной празднованию в Лондоне очередной годовщины победы в этой битве. Собранные там контингенты Королевских ВВС и Женской вспомогательной службы маршировали по асфальтовому шоссе и взлетно-посадочной полосе в то время редко используемого аэродрома. Узнав, что меня отобрали, чтобы во время марша по улицам Лондона возглавить группу ветеранов Битвы за Англию, я пережил шок. Я считал, что были люди намного более достойные этого. Моим вкладом в знаменитое сражение был всего один вражеский самолет, сбитый ночью в августе 1940 г. Я предложил, чтобы группу возглавил один из знаменитых асов того времени, и сам бы охотно последовал за ним. Но мои просьбы были проигнорированы, так что в течение пары дней под наблюдением инструкторов строевой подготовки и старших чинов Королевских ВВС я водил свое подразделение из пилотов и штурманов походным и парадным маршем.