Компьютер, пытавшийся виртуально повторить злосчастныйМаринин эксперимент, стоял тылом ко входу. Лев Поликарпович со всейпоспешностью обошёл его и стал смотреть на экран.

Спустя буквально минуту дверь снова приоткрылась.

– Вот!.. – Начлаб заговорил сразу, даже не поднявголовы. – Видите?.. Всё правильно!.. Всё так, как я и говорил!.. Никакойошибки не произошло! И Мариночка… Царствие ей Небесное… – тут онпрокашлялся, – ничего не напутала! Взрыва не должно было быть! У неё всёдолжно было получиться…

– Лев Поликарпович, – отозвался голос, который оночень хорошо знал. Хотя предпочёл бы не знать совсем. Профессор наконец вскинулглаза. Потом разогнулся. Возле двери стоял Скудин. Он держал в руках большойпластиковый пакет. Неуклюже порывшись (бинты здорово-таки мешали), Иван вытащилкакую-то фотографию и протянул Звягинцеву: – Узнаёте?

Сначала Льву Поликарповичу показалось, будто на старом,пожелтевшем от времени снимке был он сам. Но нет. Человек на карточке былполнее, моложе и с причёской, как сейчас бы выразились, «под бандита». Плюснадпись, которую изумлённый Звягинцев заметил лишь секунду спустя.

– Откуда у вас… это? – только и выговорилпотрясённый профессор.

– Вы не поверите. Совершенно случайно в рукипопало, – ответил Иван и про себя усмехнулся. Можно было спорить на чтоугодно: профессор не поверил ему. Наверняка первым долгом подумал о бездонных,страшно засекреченных чекистских архивах. Ну и пусть думает, как ему большенравится, не спорить же. – Здесь ещё всякие разные материалы. Вот,посмотрите…

На экране компьютера сияла безукоризненно правильная радугалиний. Сквозь космическую черноту возносилась величественная красавица Фудзи,окружённая, словно королева придворными, локальными экстремумами предгорий.Четвёртое измерение впервые «показалось на люди», впервые позволило себярассмотреть. Хотя бы издали, пока ещё виртуально…

Есть анекдот, некрасиво порочащий нашу милицию. Идёт себестраж порядка по улице, никого, как говорится, не трогает. И вдруг его изпридорожной канавы окликает какашка: «Привет, родственник!» –«Чего-чего? – оскорбляется милиционер. – Какой я тебе родственник?» –«А будто нет! И ты и я – из внутренних органов…»

Этот анекдот неизменно вспоминался Льву ПоликарповичуЗвягинцеву, когда он выводил своего барбоса гулять.

На улице Победы через каждые двадцать метров стоят скамеечкии при них – аккуратные белые урны. Тем не менее лишь немногие собаковладельцыудосуживаются подобрать за своими питомцами продукты их жизнедеятельности. Зимапо-своему наводит порядок, покрывая всё человеческое безобразие снегом, номартовские оттепели беспощадны. Питерская морось мгновенно сгрызает сугробы, итут выясняется, что кусты сплошь забиты драными пластиковыми пакетами, пустымибутылками от лимонада и даже коробками из-под автомобильного масла. Дорожка,устроенная безо всякого понятия о гидрологии, становится ложем местного моря. Ана газонах, превратившихся в мокрые и чудовищно скользкие ледяные поля, ногунекуда поставить из-за расплывшихся собачьих кучек. Лев Поликарпович Звягинцевподнял воротник тёплой куртки, промерил палкой глубину ближайшей лужи и решилбыть оптимистом. «Есть же что-то хорошее: и участок не сгорел, и шеф по мордеполучил…» – вспомнил он фразу из любимого когда-то сериала про полицейских. Нет,в самом деле. Сегодня выходной, то бишь можно ради разнообразия вывестичетвероногое при дневном свете, а не в вечернем или предутреннем мраке, как вбудни. Да ещё и обычного возмутителя порядка, толстого и злобного ротвейлераБоню (полностью – Тандерхеда фон Твилбеккер-Зее Билли Бонса Третьего) нанесколько дней куда-то увезли. Ну и слава Богу. А то Лев Поликарпович во времяпрогулок постоянно с ним сталкивался, и невоспитанный Боня порывался свалитьсвоего хозяина с ног, с рыком бросаясь на Кнопика. Хотя тот у него под брюхоммог пройти не сгибаясь, а значит, был в собачьей иерархии не конкурент и,следовательно, не объект для гнева.

– Гуляй! – Профессор снял с тормоза удобныйповодок-рулетку, и пёсик по обыкновению галопом бросился через лужи. Катушка сузкой импортной лентой тихо стрекотала, разматываясь. Профессор заранее знал,под каким деревом его питомец любит присаживаться, и подавил искушениезаставить его поторопиться. Как ни хотелось ему поскорее снова зарыться впереданные Скудиным тетради, сворачивать собачью прогулку не годилось ни в коемслучае. Тем более что Кнопик был кобельком, а значит, на улице не только и дажене столько физически разминался и делал свои дела, сколько помечал и обнюхивалзнакомую территорию. «Новости собачьего Интернета, – говорил об этом самЛев Поликарпович. – Причём в сугубо интерактивном режиме…» Жаждаинформации была близка и понятна профессору, лишать любимца доступа к ней он нестал бы ни за какие блага.

Кнопик, однако, сырости очень не любил и, едва добравшись доугла с Московским проспектом (того самого, между прочим, угла, где не так давновзорвали в машине депутата), без понуканий заторопился обратно.

– Куда с грязными лапами? А ну, сидеть!

Дома Лев Поликарпович поставил на плиту собачью кашу (всё понауке, куриные шейки с овощами и смесью из четырёх круп), хотел было заодносварить себе кофе, но заторопился, мысленно махнул рукой, – попозже, черезчасок! – и поспешил в кабинет, где ждали его отцовские рукописи.

Он разложил их на столе, ещё раз оглядел и задумчивоусмехнулся. Вот ведь загадка природы. Нет, не «мартышкина спираль», а… ИванСтепанович Скудин. Дуболом. Гестаповец. Солдафон. Бывший зять, ненавистный инедостойный… И вот поди ж ты – человек оказался. С принципами. Поразительно…

Тетрадей было девять. Восемь толстых, убористо исписанныхшифрованным текстом. И одна потоньше, с выдранным началом, дневник. Звягинцевбережно взял её, придвинул поближе лампу, ибо короткий питерский день за окномуже догорал. Раскрыл, начал читать с того места, на котором остановился передпрогулкой.

12.07.38. Энкавэдэшник Хомяков вызывает у меня рвотныйрефлекс. Думаю, не только у меня. Вот такие и позорят советские органы.Проныра, выжига, плут и, как мне кажется, копается в моих вещах. Да и господинфон Трауберг больше похож на нациста, чем на учёного. Что ж, ребус мой,кажется, хорош, пусть разгадывает кто сможет…

14.07.38. Здешний комар – это огромное породистое насекомое,чрезвычайно кровожадное и вездесущее. А вообще природа великолепна. Вокруггоры, склоны заросли сосной и берёзой. Несмотря на лето, по вершинам и вущельях лежит снег, ручьи чисты, прозрачны и холодны до того, что зубы ломит.Кстати о зубах… Господин фон Трауберг заговаривает их весьма ловко, будто всамом деле учился у известного профессора Хемницера. Зато не может отличитьуравнение Максвелла от бинома Ньютона. А вот ружьём, между прочим, владеет какворошиловский стрелок. Не зря, видать, газеты только и пишут, что о дружбеихнего Гестапо с нашим НКВД…

15.07.38. Сегодня получило продолжение недавнее знакомство счрезвычайно интересным, неординарным местным жителем, потомственным «знающимчеловеком» Арсением Даниловым. Вначале он отнёсся ко мне крайне настороженно,даже притворился, будто не понимает по-русски, причина вскрылась чуть позже.Его отца, известного нойду, в двадцатом году, во время борьбы с пережиткамипрошлого, полномочные представители советской власти утопили в Ловозере.Сегодня Данилов сказал, что у меня хорошая душа, и пригласил в гости на оленьюпечёнку. Обязательно зайду; в нем чувствуется какая-то скрытая сила, обладаниетайным, уже давно забытым знанием. Зря всё-таки допускаются подобные перегибы,но не с Хомяковым же их обсуждать…