— И тебе привет. — Она засмеялась, перегибаясь через барную стойку и вываливая сиськи наружу.

Осушив половину бутылки, я подошел к ней.

Эверли обвила руками мою шею.

— Я правда рада, что позвонил. Слишком долго ты этого не делал.

Прежний Раш уже прижал бы ее к стене, теперь же я стоял как истукан, ничего не чувствуя и сомневаясь, что смогу заняться сексом.

Было чувство, будто я изменяю Джии, и, честно говоря, первый раз в жизни мне хотелось положить на секс.

— Ты весь дрожишь, — Эверли отступила на шаг, — что с тобой сегодня произошло?

Я ощупал ее взглядом. Ничего не скажешь, Эверли была чертовски сексуальна. Не надо много об этом раздумывать. Но у меня даже член не напрягся, в таком ауте я сейчас был.

— Думаю, знаю, что тебе нужно, — сказала она, становясь на колени.

Эверли начала расстегивать молнию на джинсах, одновременно облизывая губы.

Я замер.

Держа в руках член, она наклонилась, чтобы взять его в рот, как вдруг я дернул ее за волосы, чтобы ее губы не коснулись моей кожи.

— Проклятье! — прорычал я, отпуская Эверли и застегивая молнию на штанах.

Она стояла, уставившись на меня.

— Что, черт возьми, с тобой происходит, Раш? Серьезно. Ты ведь сам мне написал. В какую игру ты играешь?

Стоя сейчас перед Эверли и учитывая, что когда-то сам ее бросил, я знал, что если выйду сейчас за дверь, то могу поцеловать в задницу всякую надежду на бездумный секс в будущем. Но этот факт абсолютно ничего для меня не значил… так что я пошел.

Я попросту не смог пройти через это. Я не хотел секса. Это была проверка. И я ее с треском провалил.

Стоя у порога, я наконец извинился.

— Прости.

— Иди ты к дьяволу. И не вздумай больше мне писать. — Она с треском захлопнула за мной дверь.

Ничуть не обеспокоившись от ее слов, я вышел на улицу и сел в машину. Я не стал сразу заводить ее, а немного посидел, уставившись на пустынную улицу.

Собственное поведение сегодня ночью выбило меня из колеи.

В отличие от того, как я мчался к Эверли, обратно я плелся, как черепаха. Возможно, часть меня догадывалась, что я еду не домой.

Припарковавшись, я полчаса сидел в машине, решая, позвонить в дверь или нет.

Что, черт тебя побери, ты творишь, Раш?

Зачем ты здесь?

И тут в телефоне брякнуло сообщение.

Джиа: Зачем ты припарковался у моего дома?

Раш: Слежка?

Джиа: Не куплюсь на это.

Раш: Доставка пиццы?

Джиа: Пицца, должно быть, совсем холодная.

Раш: Сам не знаю, что здесь делаю.

Джиа: Хочешь зайти?

Раш: Да.

Джиа: Но не зайдешь.

Раш: Не думаю, что надо это делать.

Джиа: О’кей.

Несмотря на собственные слова, через несколько секунд я уже стучался в ее дверь.

Джиа открыла дверь, одетая в тонкую белую ночнушку, сквозь которую просвечивали огромные соски. Пришлось срочно перевести взгляд вверх из-за охватившего меня непреодолимого желания поднять ткань и сладострастно вцепиться губами в ее грудь.

Оглянувшись, я понял, что в доме было тихо.

— Куда делись твои соседи?

— Кто-то гуляет, кто-то на работе. Такое редко случается. Наслаждаюсь тишиной и покоем.

Ничего хорошего в этом не было. Надо сматываться.

И тут Джиа удивила.

— Хочешь мороженого?

— Мороженого?

— Ну да.

От ее улыбки я мгновенно растаял.

Звучит достаточно невинно.

— Зависит от вкуса, — поддразнил я.

— «Толстая обезьяна»… наподобие той, в которую я превращусь через несколько месяцев.

Эта фраза должна была отвратить меня от дурных мыслей, но возымела противоположный эффект. Мне нравились ее новые формы, а мысль о том, что они станут еще больше, сводила с ума. Влечение к ее телу усложняло ситуацию.

— Мой любимый вкус.

Мы сели в столовой, поедая мороженое из одного контейнера «Бен&Джерри».

Наконец она произнесла:

— Все сегодня только и говорили о том, как ты вышвырнул тех парней из «Высотки», а потом, не говоря ни слова, скрылся в неизвестном направлении.

— Что ж, пусть болтают, — сказал я с набитым ртом, — мне фиолетово. Сделал что сделал. Нечего этим придуркам ошиваться рядом с тобой.

— Куда ты потом поехал?

Судя по тому, что я перестал есть, но ничего при этом не ответил, Джиа пришла к своему заключению. Вероятно, чувство вины было написано у меня на физиономии.

— Ты уезжал к женщине. — На ее лице промелькнуло беспокойство.

Не получив ответа, она стала более настойчивой.

— Ответь мне!

Я все еще не хотел признаваться в сегодняшней глупости.

— У тебя был сегодня секс? — продолжала давить Джиа.

— Нет, — вырвалось у меня громче, чем следовало.

— Тогда где ты был?

Не хотелось врать ей.

— Пытался перепихнуться кое с кем. Хотел забыть о том, что произошло в «Высотке», забыть о тебе.

Не хотел быть таким прямолинейным. Но Джиа хотела правду. Она ее получила.

Слезы полились из ее глаз. Это просто убивало. Зачем я сказал?

— Но я не смог, Джиа.

— Почему же? Ты можешь, если захочешь. Ты ведь мне ничего не должен. Можешь уйти прямо сейчас на праздник секса. Ты принял решение в отношении меня.

— Это несправедливо.

— Но это правда.

— Если я не могу быть с тобой, это не значит, что я не хочу быть с тобой. И это не значит, что я могу двигаться дальше, как бы мне этого ни хотелось. Не быть с тобой, черт возьми, почти невыносимо.

После этого мы долго сидели молча, напряженно глядя друг другу в глаза.

— Я скучаю, — прошептала Джиа.

И я скучаю…

Я не мог не привлечь ее к себе. Джиа спрятала лицо у меня на груди. Сердце билось как сумасшедшее. Это было слишком: чувствовать ее нежную кожу, аромат ее тела.

Мы пришли точно туда, где остановились.

Мой член стал твердым как скала. На Эверли у него не было никакой реакции, но теперь, когда я держал в объятиях великолепную беременную женщину, тело полностью проснулось. Думал, что ее беременность оттолкнет меня, но еще никогда никого в своей жизни я так не хотел.