– Но почему?

Громов вспомнил, какие были глаза у Светланы, когда она рассказывала ему о грузине. Страх, подавленность, полная покорность судьбе. А красивые девушки не должны выглядеть как побитые собачонки. Если господь создавал их специально для этого, то не грех старика поправить.

– Дарить женщинам кинзу вместо цветов – признак дурного вкуса, – произнес Громов. – Возможно, такой странный обычай существует на Кавказе, и бога ради: я не лезу в чужой монастырь со своим уставом. Но мы-то с вами живем не на Кавказе, верно я говорю, Владимир Михайлович? В средней России кинза не приживается.

– И это единственная причина? – недоверчиво протянул Зинчук, то ли восхищаясь, то ли ужасаясь такому признанию.

– Нет, – отрезал Громов. – Но и этой вполне достаточно.

Отключив телефон, он набрал такую скорость, что «семерка» подпрыгнула на шоссе и не взлетела лишь из-за отсутствия хотя бы слабого намека на крылышки. Всякий раз, когда встречные машины очень уж донимали его дальним светом своих фар, он поплотнее стискивал зубы, подавляя непреодолимое желание промчаться по встречной полосе.

Иногда выживать в этом мире трудно именно потому, что ты слишком хорошо умеешь это делать. Манипулируешь людьми с ловкостью заправского кукловода, подстраиваешь им ловушки, убираешь ненужных, а нужных используешь на всю катушку. И вот цель достигнута, а в душе холодно и пусто. Такова цена каждой победы. Отнимая что-то у других, ты и сам лишаешься чего-то очень важного.

Эх мы, человеки! Кто же нас, таких несуразных, придумал-то?

Проносились мимо лесопосадки, черные пашни, поселки, тонущие вместе со своими обитателями в ночи. Каждое человеческое жилище трепали свои собственные житейские бури, но все бедственные сигналы SOS звучали почти одинаково.

Спасите наши души! – молили люди своих богов. Да только если на небесах действительно существовали какие-то спасители, то они, как всегда, мешкали, не зная, кому поспешить на помощь в первую очередь.

Громов повертел перед глазами ополовиненную бутылку, выставленную на стол Костечкиным, неопределенно хмыкнул и сунул водку в холодильник.

Светлана мстительно захихикала, заметив, какими вялыми сделались жевательные движения Костечкина. Словно не вареную картофелину ему в рот запихнули, а глиняный ком. Даже отправленный следом огурец не отозвался бодрым хрустом.

– В принципе, – невнятно произнес лейтенант, обращаясь то ли к своей тарелке, то ли к вилке, – никто не запрещает нам немного выпить для аппетита. Мы мужчины или кто?

Громов внимательно посмотрел на него и подтвердил:

– В принципе, настоящим мужчинам никто не указ, это в принципе. Но тем не менее они почему-то не ходят на людях без штанов, не валяются под заборами и стараются не ковыряться в носу в присутственных местах. Как ты думаешь, Андрюша, что заставляет их терпеть подобные ограничения?

– Характер, – догадалась Светлана. – Сила воли, которая у некоторых напрочь отсутствует. Жалкие, аморфные создания. Они оживают лишь тогда, когда берут в руки бутылку. Или ковшик.

– Какой ковшик? – удивился Громов.

Светлана потупила глаза в лучших традициях католических монашек:

– Тот, которым норовят поливать водой голых беззащитных девушек.

– Да что она несет такое! – загорячился Костечкин, роняя вилку вместе с наколотой на нее картофелиной. – Не верьте ей, Олег Николаевич. Давайте я лучше телевизор включу, новости послушаем.

– Изнурительная борьба с терроризмом, раз. – Громов принялся загибать пальцы. – Сибирская язва, два. Обещания генерального прокурора по-скоренькому расследовать причины гибели атомохода или пассажирского самолета. Вот и все новости на сегодняшний день, Андрюша. По пальцам можно пересчитать.

– Ну не скажите, – возразил Костечкин, возвращаясь к трапезе. – В мире постоянно что-нибудь случается. Лично я стараюсь быть в курсе событий.

Громов покачал головой:

– Это лишь иллюзия. Никто никогда не расскажет тебе правду. О чем бы ни разглагольствовали телеведущие, тема у них всегда одна.

– Какая же? – полюбопытствовала Светлана. Она закончила ужинать раньше всех, потому что не хотела наедаться на ночь, и теперь ей было скучно.

– Деньги, – просто сказал Громов. – Все дело в том, кто кому заплатил, за что и сколько. Если не верите, понаблюдайте когда-нибудь в воскресенье за ведущим итогового обзора новостей. Фамилию его не помню, но, кажется, что-то связанное с киселем…

– И что же этот ведущий с кисельной фамилией? – Светлана делала вид, что внимательно слушает собеседника, а сама незаметно разглядывала его, сравнивая с мужчинами, которых знала прежде. Этот отличался от всех прочих. Можно было с уверенностью сказать, что он не станет протягивать руки, куда не надо, а если уж раскроет объятия, то именно тогда, когда от него это потребуется, ни раньше, ни позже.

– Время от времени он застывает на экране как завороженный, – пояснил Громов. – Смотрит в объектив поверх очков и молчит, минуту, другую. Такое впечатление, что он теряет мысль, но на самом деле там, за кадром, ему показывают листочки с цифрами.

– С какими цифрами? – спросила Светлана, пряча заинтересованный взгляд под полуопущенными ресницами.

– Стоимость заказанной темы в долларах. Ведущий оценивает предложение и, если оно его устраивает, принимается нести новую околесицу.

Громов предполагал разыграть только девушку, но она никак не отреагировала на услышанное, зато Костечкин понимающе закивал:

– Я тоже читал об этом. Фамилия этого мужика…

– Где ты мог это прочитать? – перебил его Громов. – Это же была шутка.

– Неправда, – хитро прищурился Костечкин. – Вы никогда не шутите, Олег Николаевич.

– Неужели?

– И не улыбаетесь, – подключилась Светлана.

– Возможно, – согласился Громов после недолгого раздумья. – Вот вызволю своих из неволи и запишусь на курсы весельчаков. Выучу пару анекдотов, три тоста и один комплимент. Сразу прослыву душой компании и остроумным собеседником. А пока, – он развел руками, – принимайте какой есть, извините.

– Кстати, об анекдотах, – воспрянул духом Костечкин, косясь на холодильник. – Встречаются как-то француз, американец и русский, все трое с жуткого бодуна…

– Ш-ш! – Одной рукой Громов приложил палец к губам, а другой достал из кармана зазвонивший сотовый телефон. – Ни звука.

Закурив сигарету, Светлана оперлась спиной о стену, чтобы было удобнее наблюдать за хозяином дома.

– А, это ты, парень, – произнес он в трубку без единой приветливой интонации в голосе. – Хорошо, что позвонил. Думаю, завтра в первой половине дня я буду готов выполнить свое обещание… Что?.. Нет, парень, в девять будет рановато. Позвони мне часиков в одиннадцать… Да… Да… Все, конец связи.