Эти спокойные слова, казалось, совершенно вывели Онор из равновесия. Она огляделась, словно пытаясь сбежать. Или просто обшарила глазами комнату в поисках скрытых микрофонов, камер?

– Грейс нажила себе немало врагов, – выдавила наконец она. – И теперь на воле ей грозит куда более страшная опасность, чем в тюрьме. Мне небезразлично ее благополучие.

Митч едва сдержал ухмылку: «Черта с два небезразлично».

– Вас не было на суде.

– Верно.

– И насколько мне известно, вы ни разу не навещали сестру в тюрьме.

– Ни разу.

– Можно узнать почему?

– Я… мой муж… мы посчитали, что так будет лучше. Джек упорно трудился, чтобы оказаться там, где сейчас. Не хватало еще, чтобы избиратели связывали его имя с «Кворумом»… Надеюсь, вы понимаете.

Митч не дал себе труда скрыть презрение. Он прекрасно понимал…

Словно прочтя его мысли, Онор стала оправдываться:

– Мой муж сделал много добра своим избирателям, детектив. Много. Разве справедливо, если его имя будет запятнано алчностью Ленни Брукштайна? Грейс сама сделала свой выбор. Я волнуюсь за нее. Но…

Она не договорила.

Митч поднялся.

– Благодарю, миссис Уорнер. Я сам найду дорогу.

Та же самая история была и с Конни Грей.

– Моя младшая сестра так и не научилась отвечать за свои поступки, детектив Коннорс. Грейс считала, что создана для богатства, счастья и свободы. Цена ее не волновала. Так что ответ на ваш вопрос: нет, мне ее не жалко. И я, конечно, ничего о ней не знаю. И надеюсь, не узнаю.

«С такими друзьями, как у Грейс Брукштайн, и враги ни к чему».

Разговаривая с безжалостными, озлобленными сестрами Грейс, Митч почти жалел женщину, алчность которой едва не поставила на колени Нью-Йорк. Гнев Конни был явственно ощутим в этой комнате. Исходил от нее как тепло от обогревателя… Атмосфера накалилась.

– Не знаете, к кому еще могла обратиться Грейс? Кому позвонить? Может, старая школьная подруга? Или школьный поклонник?

Конни величественно качнула головой:

– Нет. Выйдя замуж за Ленни, Грейс полностью растворилась в его мирке.

– И вы это не одобряете.

– Ленни и я… скажем так, мы не были близки. И я всегда считала, что они с Грейс не подходят друг другу. В любом случае никаких старых друзей не существует. Некоторое время Грейс поддерживал Джон Мерривейл, пока Кэролайн не вправила ему мозги. Бедный Джон!

– Почему «бедный»?

– О, бросьте, детектив! Вы его видели. Он боготворил Ленни. Много лет носил за ним портфель.

– Но он играл какую-то более важную роль?

– Джон? Нет, никогда!

Конни безжалостно рассмеялась.

– Пресса изображает его кем-то вроде финансового мудреца. Второе главное лицо «Кворума». Абсурд! После двадцати лет службы его лишили даже партнерства! Ленни использовал его. Как и Грейс. И даже сейчас ему приходится расчищать весь этот хаос в «Кворуме». Неудивительно, что ваши коллеги из ФБР не нашли этих денег! Как раз тот случай, когда слепой – поводырь у слепых!

Присутствующие на пресс-конференции были откровенно враждебны. Люди требовали ответов, которых у Митча Коннорса не было.

Прошла почти неделя после дерзкого побега Грейс Брукштайн, и давление на Митча и его команду все усиливалось. От них требовали хоть чего-нибудь. Представители прессы вбили себе в голову, что Нью-Йоркский департамент полиции утаивает информацию.

Митч улыбнулся.

Если бы только это было правдой!

Правда заключалась в том, что у него ничего не было.

Грейс Брукштайн сбежала из тюрьмы и растворилась в воздухе.

Прямо как чертов Дэвид Блейн!

Она не обращалась ни к родным, ни к друзьям. Вчера руководители департамента совершили поступок, который можно было расценить исключительно как отчаяние: назначили награду двести тысяч долларов всякому, кто предоставит информацию, способствующую поимке Грейс.

Это оказалось ошибкой.

За два часа команда Митча ответила на восемьсот звонков. Очевидно, Грейс Брукштайн была вездесущей: ее заметили от Нью-Йорка до Новой Шотландии. Пара наводок казалась достойной расследования, но в конце концов и они оказались пустышками. Митч чувствовал себя ребенком, пытающимся ловить мыльные пузыри, которые лопались от легчайшего прикосновения. Подумать только, он посчитал это дело пустяковым!

– На сегодня это все. Спасибо.

Недовольно ворчавшая стая репортеров убралась. Митч прокрался в свой офис, но, похоже, передохнуть ему сегодня было не суждено. Детектив лейтенант Генри Дюбре и в лучшие свои времена не был образцом мужской красоты. Сегодня же, скорчившись в пыточном кресле Митча, подобно гигантской жабе, он выглядел еще гаже обычного: красная, одутловатая от пьянства физиономия и желтые, как подсолнухи, белки. Очевидно, напряжение сказывалось на всей команде.

– Сообщи мне хоть какие-нибудь хорошие новости, Митч.

– «Никс»[16] вчера вечером выиграли.

– Я серьезно.

– Я тоже. Потрясная была игра. Вы не смотрели?

Митч улыбнулся. Дюбре насупился.

– Простите, босс. Не знаю, что сказать. У нас ничего нет.

– Время работает против нас, Митч.

– Знаю.

Дюбре ушел. Сказать было нечего. Оба понимали: если в следующие двадцать четыре часа Митч не нападет на след, его снимут с дела. А может, и уволят.

Митч старался не думать о Селесте и дорогой частной школе, куда Хелен хотела отдать дочь. В этот момент он ненавидел Грейс Брукштайн.

Он смотрел на висевшую на стене доску. В середине скотчем было прикреплено фото Грейс. От нее, как лучи звезды, отходили сгруппированные снимки других людей: заключенных и служащих Бедфорд-Хиллз, друзей и родных, сотрудников «Кворума», тех людей, кто дал самые многообещающие наводки. Как получилось, что столько следов ни к чему не привели?

Зазвонил телефон:

– Для вас звонок на первой линии, детектив Коннорс.

– Кто это?

– Грейс Брукштайн.

Митч невесело усмехнулся:

– Да, Стелла, спасибо. У меня нет настроения для дурацких розыгрышей.

И повесил трубку. Через полминуты телефон зазвонил снова.

– Стелла, я уже сказал, что у меня и без того полно проблем…

– Доброе утро, детектив Коннорс. Говорит Грейс Брукштайн.

Митч замер. Прослушав многочасовые записи показаний Грейс на суде, он узнал бы ее голос повсюду. И сейчас лихорадочно замахал рукой своим коллегам во внешнем офисе.