Эндрю с болью подумал о Грейс Брукштайн, милой наивной девочке, какой он ее знал все эти годы. Бедняжка! Во всем происшедшем она единственная была невинной жертвой. К несчастью, именно такая участь и ждет чистеньких, беленьких ягнят. Их безжалостно режут.

Мария с довольным видом прихлебывала апельсиновый сок.

– Энди, к чему такой угнетенный вид? Можно подумать, это за тобой охотится полиция! И отдай газету! Там, на страничке моды, есть шикарное платье от Баленсиага. Подумываю сшить себе такое же.

Джек Уорнер смотрел выпуск новостей в баре, вместе с Фредом Фаррелом, главой его избирательного штаба. Сидя за столиком, мужчины обсуждали стратегию переизбрания сенатора. Увидев лицо Грейс на экране, Уорнер поперхнулся фисташкой.

– Святая Матерь Божья! Можешь в это поверить?

Фред не мог. Люди не сбегают из мест, подобных Бедфорд-Хиллз. Во всяком случае, не в реальной жизни. Тем более миниатюрные богатые блондиночки вроде Грейс Брукштайн!

– Тебе придется сделать заявление.

Блестящий политический ум Фаррела уже взялся за решение проблемы. Сейчас не время вспоминать старый скандал с «Кворумом» – это может неблагоприятно сказаться на кампании. Грейс скорее всего будет поймана через несколько часов, но оживший интерес прессы к делу о пропавших миллиардах может не угаснуть и через месяцы. Джека никак нельзя в это впутывать!

– Я что-нибудь напишу для тебя. А ты иди домой и не высовывайся.

Джек Уорнер отправился домой, а во время долгой поездки в Уэстчестер постарался привести мысли в порядок. Фред Фаррел и половины не знал об истинном положении дел. Конечно, ему было известно об игорных долгах и отказе Брукштайна их платить. Но у Джека были и другие скелеты в шкафу. Весьма взрывоопасные, которые могли положить конец политической карьере.

«Ленни знал правду. Но Ленни мертв, он в аду, где ему самое место».

Вопрос в том, унес ли он свои знания на тот свет. Или поделился с любимой женой? Пока Грейс благополучно сидела под замком, это было не важно. Но теперь она вырвалась на свободу и всеми способами борется за свою жизнь. Источник повышенной опасности, и ей нечего терять.

«Я не могу, я не позволю этой суке погубить меня!»

Онор встречала мужа на подъездной дорожке. Глаза у нее были красными и распухли: очевидно, она плакала.

– О, Джек! Ты видел новости?

– Конечно, видел.

Сенатор схватил жену под локоть и втащил в дом.

– В любую минуту могут появиться папарацци. Бога ради, возьми себя в руки. И почему ты плачешь?

Онор сама не знала. Она всегда завидовала Грейс. Злилась на нее. Даже ненавидела. И в то же время участь сестры ее волновала. Грейс была не способна участвовать в сложных махинациях – это было для нее так же нереально, как сменить колесо или заполнить налоговую декларацию. Кому это лучше знать, как не Онор?

«Мне следовало бы выступить в ее защиту на суде. Или по крайней мере навестить ее в тюрьме. Но я этого не сделала. Потому что всегда поступаю так, как велит Джек».

– В новостях говорится, что Грейс могут пристрелить и что ей грозит опасность не столько от полиции, сколько от толпы.

– И что?

Джека не интересовали проблемы сестры жены. У него своих хватало.

– Фред пишет заявление от моего имени. Я хочу, чтобы ты и дети не выходили из дома. И ни с кем не говори о Грейс. Понятно?

Онор кивнула.

– Если она попытается связаться с тобой, немедленно сообщи мне. Не полиции. Мне.

– Да, Джек.

Он стал подниматься наверх.

– Джек! Как думаешь, почему она это сделала? – окликнула Онор.

– О чем ты?

– Почему она сбежала? Ведь должна была понимать, как это для нее опасно! Не говоря уже о том, что она своими руками погубила все шансы на подачу апелляции. Все это… чистое безумие. Так на нее не похоже.

Джек пожал плечами:

– Что же. Может, она изменилась. Сама знаешь, тюрьма меняет людей.

«И политика тоже…»

Онор взглянула на себя в зеркало и содрогнулась. Она не узнавала ту, кем стала.

– Сбежала? Господи милостивый!

Майкл Грей провел день на своей новой яхте: подарок от Конни на годовщину свадьбы – и поэтому узнал новость только вечером, во время ужина.

– Знаю. Вот уж не думала, что она на такое способна. Спрятаться в грузовике! Вот тебе и «строгий режим»!

Майкл болезненно поморщился:

– Как по-твоему, может, нам стоит… ну не знаю, как-то ей помочь?

– Помочь? – ахнула Конни. – Ты что? Как мы можем ей помочь? Вернее, почему мы должны ей помогать, после того, что она наделала?

Майкл любил жену и не перечил ее злобным выпадам в сторону сестры, но он никогда не был сторонником коллективного умывания рук и отказа от попавших в беду родственников. Ему всегда было не по себе от таких вещей. А теперь это и вовсе выглядело подлостью.

Так много всего произошло после их судьбоносной поездки в Нантакет полтора года назад! Тогда у Ленни и Грейс было все: идеальный брак, состояние, – а у них с Конни ничего не было. Майкл Грей не забыл пережитого мрака безнадежности. Потерять работу в «Леман» – почти как потерять родителей. «Леман бразерс» были для него чем-то большим, чем работодатель. Фирма позволила Майклу почувствовать свое значение. Стать личностью. Когда все рухнуло, это казалось гибелью. Но Майклу было некогда скорбеть. Он тонул в одном кризисе за другим, наблюдая, как исчезают сначала его сбережения, а потом и дом. Хуже всего, что между ним и Конни разверзлась пропасть. Майклу казалось, что при поддержке жены он способен преодолеть все, но с каждым новым ударом Конни все больше отстранялась от него. Даже ее взгляды… такие разочарованные… даже брезгливые, словно в том, что случилось, была его вина. Словно она винила мужа в своих страданиях… Вспоминая об этом, Майкл покрывался холодным потом.

Всего полтора года назад это было, а казалось – в другой жизни. С тех пор они пережили крах «Кворума», смерть Ленни, арест Грейс… и суд… А теперь вот это… похоже на дурной сон. По мере того как рушилась жизнь Грейс, словно какая-то невидимая нить вытягивала наверх жизни Конни и Грея из почти засосавшего их болота на солнечный свет. Майкл получил работу в консультативной фирме по закупкам для бутиков. Жалованье было невелико, но имелись бонусы. Более того, у него появилась причина выбираться из постели по утрам. Одно это ощущение бесценно. Конни немного смягчилась, отношения стали проще. Разочарования как не бывало: его сменил прежний любящий взгляд, единственное в своем роде сочетание доверия, желания и уважения, под действием которого Майкл мог двигать горами. Он так любил жену…

«Она моя сила и слабость. Я бы умер за нее. Убил бы за нее. И она это знает».