Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Северов наконец-то поднимает на меня глаза.
— Ты о чем?
— А ты не знаешь? — я прищуриваюсь.
— Время, Соня, — раздражается он. — Давай без загадок. Я с шести утра на ногах.
— Хорошо, — киваю. — Как так вышло, что моей напарницей по работе стала твоя бывшая секретарша?
— Я решил ее не увольнять и предложить новое место работы, которое оказалось вакантным по твоей милости. Тебе была нужна помощь, она была не против… — жмёт плечами Сергей, как будто говорит что-то само собой разумеющееся.
— То есть это чисто профессиональное решение, — поджимаю я губы.
— Вы обе сами пришли в эту точку, — кивает Сергей, — а я со стороны руководителя организовал рабочий процесс.
Я вся вибрирую от ощущения несправедливости. Логичный, непробиваемый.
— А если я, как твоя женщина к тебе приду, — впиваюсь ногтями в ладони, чтобы голос звучал увереннее. — И скажу, что ты меня унижаешь, заставляя договариваться с той женщиной, которая позволила себе меня открыто оскорбить. Которая уверена, что я просто маленькая шлюха, которая спит с тобой за деньги! — несет меня.
— Воу! — хмыкает Северов, — Какие слова, оказывается, знает твой рот.
— Он ещё и не такие знает, — киваю я. — И вот, как женщине, мне твоё решение не понятно. Я чувствую себя куклой. Очень дорогой и любимой.
— Нет, Соня, — хмурится Сергей, вставая из-за стола и подходя ко мне ближе, — я всего лишь хочу, чтобы ты научилась общаться с людьми. Не была такой доверчивой и наивной.
Я закрываю глаза и мотаю головой.
— А я каждое день рождения с четырнадцати лет загадываю одно желание: чтобы за год у моей жизни появилась меньше серых полутонов. Я не больная от того, что просто не успеваю подстраиваться под уровень человеческой подлости или хитрости. Да если уж совсем честно, то посторонние люди меня не трогают! — я перевожу дыхание, понимая, что зашла в словах за ту черту, когда отмотать назад уже нельзя. Нужно договаривать. — Гораздо сильнее меня обидели два моих близких человека. Самых близких. Которые знали, куда бить.
— Ты можешь уволиться, Соня, — сжимает зубы Сергей. — Без высокопарных слов. Я всем тебя обеспечу. Но пойми! Последнюю неделю я только и делаю, что разруливаю ситуации, которые спровоцировал твой наивняк! У меня своих проблем навалом! Ты можешь просто жить со мной, учиться, готовить, быть со мной в постели…
— И не доставлять проблем, — перебиваю я его, заканчивая мысль. — Вот только у меня другое мнение. Чего вам самим, люди, мешает жить и не создавать проблем другим? Не пытаться взять чужое, обмануть, прогнуть, стравить, потому что можешь?
— Потому что это мой мир, Соня! — всаживает кулак в стол Северов. — И он такой. Тебе придётся научиться в нем жить и смириться ещё с кучей несовершенств, в том числе и отвратительных! И ещё, — его голос, понижается, становясь вкрадчивым. — Я тебе запрещаю повышать на меня голос. В том числе, выяснять отношения на рабочем месте. Ты поняла?
— Я все поняла, — хмыкаю, поджимая губы и чувствуя в носу предательское першение. — То есть мне сейчас нужно уволиться, поехать домой, приготовить ужин и ждать тебя голой, — говорю с циничной усмешкой. — На столе? Ты же, кажется, вчера там хотел?
— Соня, — Сергей больно хватает меня за предплечья и встряхивает. — Придержи язык, детка, если не хочешь, чтобы я поступил с тобой, как со взрослой женщиной.
— А что тебе даёт это право? — я прищуриваюсь уже почти падая в обморок от своей смелости и понимая, что, возможно, через десять минут у меня не будет Северова. — Что, Серёжа? — качаю головой. — То, что ты делаешь мне ремонт, одел меня, разрешаешь у себя жить и кормишь? Или может то, что ты первый в моей жизни? Или чувства?
— Дура! — срывается Сергей.
Меня снова больно и собственнически целуют. Губы, зубы, везде его руки. Голова кружится.
В груди остро и эйфорично пульсирует, а мысли мечутся, от понимания, что у меня есть сейчас последний шанс помириться с Северовым. Позволить ему сделать с собой все, что он захочет в этом кабинете, а потом ещё дома и… я даже не сомневаюсь, что мне будет хорошо. Да я почти умираю, от обычных поцелуев! Только что потом? Я ведь не справлюсь.
Мы тяжело дышим друг другу в рот. Сергей сжимает меня в своих руках. И самое абсурдное то, что именно эти руки мне хочется целовать и, рыдая, просить о помощи. Просить как-то решить сложную задачку, которая кажется мне абсолютно патовой. И чтобы мы остались.
Но, может быть, я не мудрая женщина, а у Северова действительно нет сил…
— Нет… — уворачиваюсь я от его губ.
— После завтра, — Сергей вжимается лбом мне в макушку, — будет готова твоя квартира, Соня.
У меня внутри все обрывается. Я этого хотела? Нет, точно не этого. Но, видимо, нельзя просить чего-то у сильного. Даст.
— Серёжа… — я давлю в себе всхлип.
Сейчас самое время кричать о том, что я его люблю. И просто, видимо, иногда не понимаю, что он меня тоже.
— Ну тихо, — его пальцы зарываются в мои волосы и укладывают голову к себе на грудь. — Ты — моя девочка. Это ничего не поменяет. Если хочешь, ищи другую работу.
— Ты придёшь сегодня домой? — я решаюсь поднять на него глаза.
— Я постараюсь, — кивает он.
Сергей
Я не подозревал, что молчание женщины — это больно.
Что это так пробирает до печёнок и заставляет ощущать себя вывернутым наизнанку.
Особенно, когда ты слышишь его звоном в тишине квартиры и чувствуешь на вкус даже в утреннем кофе.
И я сейчас говорю не о том молчании, когда чей-то рот не произносит ни звука, я говорю о другом. Когда в словах есть только буквы в определённом порядке с паузами на дыхание, а смысла нет.
Нет обиды, глупостей, восхищения бесконечного и абсолютного, к которому ты так привык.
Раньше мне бы было все равно, а теперь я загибаюсь от этой тишины.
Уверенность, в том, что Соня должна прийти сама и принять мои правила, тает с каждым часом. Это заставляет чувствовать себя отвратительно и сильно сомневаться в своей правоте.
Просто хотя бы потому, что какой в ней толк, если твоя женщина несчастна?
Если она больше не вьётся хвостиком, не пристает с вопросами и ничем не беспокоит!
Мое тело голодает. Нервы взвинчены рабочими проблемами до предела. Мы теряем большие деньги, бесконечно откупаясь от проверок. Голова не справляется с потоком информации и ее обработкой.
Мне хочется, чтобы Соня меня почувствовала. Хочется обнять ее и выспаться, но она не позволяет к себе прикасаться.
Ну что я, млять, должен теперь поклясться ей, что у меня есть только работа? И только поэтому я прихожу домой глубоко за полночь?