потрясение: все равно что разглядеть мотылька, ползущего по уличному фонарю, с расстояния в тридцать тысяч миль.

Но «Кеплер» не мог ответить на мой главный вопрос: я хотел знать наверняка, хотел доказать, что во Вселенной есть еще один мир, где существует жизнь. Понятия не имею, почему он так много для меня значил, ведь для большинства людей это не имело ни малейшего значения. Даже Алиссу подобная проблема на самом деле не слишком заботила. В отличие от Робби.

Чтобы точно узнать, способна ли планета дышать, требовались инфракрасные изображения достаточно хорошего качества – только так мы могли получить подробные спектральные «отпечатки» атмосферы. Задача была нам по силам. Еще до рождения Робина – и до встречи с Али – я стал одним из многих исследователей, планирующих космический телескоп, который мог бы воплотить в реальность любую из моих моделей и навсегда решить вопрос, бесплодна Вселенная или жива. Летательный аппарат, который мы лоббировали, был в сто раз мощнее «Хаббла». Лучшие из существующих приборов по сравнению с ним выглядели стариками в темных очках, с собакой-поводырем на поводке.

А еще он означал безумную трату денег и усилий, без малейшей практической пользы для мира. Он бы никого не обогатил в обозримом будущем, не подарил лекарство хоть от одной болезни, не защитил от надвигающегося цунами нашего собственного безумия. Он бы просто ответил на вопрос, который мы, люди, задавали с тех самых пор, как спустились с деревьев: был ли божественный разум и впрямь склонен к сотворению жизни, или человечество появились на свет лишь по нелепой случайности?

В тот вечер наши войска собирались по всему континенту, от Бостона до залива Сан-Франциско. Конгресс грозился сократить финансирование «Искателя планет земного типа». Мои коллеги созвали поспешный кворум – коллективный разум, импровизированный защитник дела, которому мы посвятили всю свою жизнь. Мы устроили телеконференцию – два десятка окошек с видеосвязью и столько же голосовых каналов, работающих то синхронно, то нет. Ораторы высказывались по очереди, и на моем экране проступал облик хрупкого орбитального аппарата, который как будто говорил их устами. Мужчина с пятнами от еды на рубашке не мог смотреть в глаза даже веб-камере. Еще один в каждую фразу вставлял по меньшей мере одно «ну». Женщина, которая годами работала сиделкой, прежде чем стать одной из величайших охотниц за планетами на Земле. Мужчина, потерявший свое дитя из-за самодельного взрывного устройства в Афганистане. Еще один – он, как и я, начал пьянствовать в четырнадцать лет, но, в отличие от меня, не мог обуздать свои желания даже сейчас.

– Не забывайте, Конгресс дважды угрожал закрыть «Следующее поколение».

– Так все из-за «Поколения», чтоб он провалился! Он уже больше десяти лет высасывает все средства из бюджета.

Космический телескоп «Следующее поколение» был больным местом для моих соратников. Флагманский инструмент опоздал на десяток лет и превысил запланированное финансирование на четыре миллиарда долларов. Конечно, мы все его желали. Но он был теснее связан с космологией, чем с поиском экзопланет. И воровал деньги у всех других проектов.

– Момент для войны за «Искателя» – хуже не придумаешь. Вы видели твит президента?

Конечно, мы все его видели. Но блестящий наблюдатель, зависимый от этанола, почувствовал необходимость опубликовать этот шедевр в окне текстового чата:

Почему мы вливаем все больше денег в БЕЗДОННУЮ ЯМУ, которая никогда не вернет ни ЦЕНТА инвестиций??? Так называемая «наука» должна прекратить выдумывать факты и вываливать их на голову американскому народу!!

– Он играет на руку ксенофобам и изоляционистам. Всем ура-патриотам.

– Вашингтон прислушивается к ура-патриотам. Стране наскучила астрономия.

– Тогда нам, наверное, нужно поехать в Вашингтон и выступить в свою защиту.

У меня все внутри сжалось, когда соратники взялись составлять план сражения. Я не мог выкроить даже свободной минуты для других миссий, кроме той, которой занимался постоянно. И я сомневался, что от поездки в Вашингтон будет толк. «Искатель» был всего лишь еще одним опосредованным сражением в бесконечной гражданской войне, раздирающей Америку. Наша сторона утверждала, что открытие планет земного типа увеличит коллективную мудрость и эмпатию человечества. Сторонники президента твердили, что мудрость и эмпатия – это коллективистский заговор, добивающийся падения нашего уровня жизни.

Я отвернулся от экрана и заглянул в гостиную. Али сидела в своем любимом кресле-яйце, болтая ногами, как будто уже пришло время выпить бокал вина и подыскать сонет для Честера. Она посмотрела на меня и одарила своей поразительной улыбкой – маленькие белые зубы, широкая розовая линия десен. Она покачала головой, не понимая, как я могу так расстраиваться из-за столь незначительного повода. Я мог бы спросить, любила ли она меня так же сильно, как своего пса. Я мог бы спросить, стоил ли опоссум того, чтобы бросить мужа и ребенка. Но вопрос, который пришел мне на ум – можно ли считать, что я его действительно задал, если разговор шел с призраком? – оказался еще хуже. Али. Он мой?

Как по команде, опытный читатель мыслей появился в дверях кабинета, размахивая своим транспондером.

– Папа, ты не поверишь. Половина американцев думает, что нас уже посетили существа из других миров.

Конференция на моем экране расхохоталась. Человек, потерявший сына из-за нефти, спросил с другого конца страны:

– Тео, как насчет того, чтобы поговорить кое с кем в Вашингтоне?

Позвонила соседка и сказала, что Робин вышел из дома.

– Он стоит там как вкопанный. Не шевелится. Мне кажется, с ним что-то не так.

Я хотел сказать: «Ну конечно, с ним что-то не так. Он умеет смотреть на мир, в отличие от всех прочих» – но просто поблагодарил за известие. Она всего лишь несла извечную соседскую вахту, следя за тем, чтобы никто не сбился с пути.

Я вышел в сумеречный двор, чтобы отыскать преступника. Он отправился туда до темноты с коробкой мелков, собираясь нарисовать березу, которая