Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты только оттягиваешь неизбежное. Не лучше ли уйти так, чем ждать того, что уготовили ему римляне?
«Я не бессердечна», – как-то сказала она. И это было правдой. Их сердца состояли из разных волокон, и, возможно, ее оказалось прочнее для подобных решений, чем его.
Он слишком устал, чтобы спорить. Да и София, как и он сам, шаркала по камням из последних сил. Даже в ее словах не хватало обычного яда и осуждения.
– Фицхью дома? – спросил Николас старика.
Римус покачал головой.
– Нет, видите ли, мой супруг – врач. Он обходит пациентов. А мне оставил выяснять, кто прошел через проход.
– Вы слышите проход отсюда? – удивился Николас, оглядываясь через плечо на раскинувшийся ниже город. В свете раннего утра бледный оттенок известняка казался все более захватывающим, отливая фиолетовым. Он перестал слышать проход, когда они вышли из города, улавливая лишь отдаленный стук кузнецов, проснувшихся с рассветом.
– Мы живем рядом с другим проходом, – объяснил Римус. – Он перекликается со своим братом на воде. Шум чудовищный, но позволяет знать, когда ожидать компанию.
Николас кивнул.
– Доволен, детектив? – поддела София. – Может, попробуем теперь ненадолго заткнуться? У меня после ночи голова раскалывается.
Римус замедлился, когда они подошли к следующей двери. Он последний раз повернулся, прижав палец к губам, прежде чем ее отворить. Дверь мучительно скрипнула, чиркнув по неровному камню. Николас нырнул под низкий свод и вошел в небольшой тенистый двор, положив руку на рукоять меча.
– Сюда, – прошептал Римус.
Николас осмотрелся вокруг, ища всевозможные входы и выходы. Груды луков, мечей, щитов и копий покоились рядом с метлами и другой домашней утварью. Колючая тревога взыграла в крови: здесь всего один вход – что случится, не пропустишь, но и не убежишь.
По крутой лестнице они поднялись на второй этаж, где их ждала еще одна дверь. Римус последний раз тревожно осмотрелся, прежде чем отпереть ее и впустить их внутрь.
Запах земли и зелени влился в сухой воздух, наполняя открытую комнату затхлым духом лекарств, встревожившим Николаса. Врачи в его времени зачастую оказывались не многим лучше палачей с инструментами столь же тупыми, как и их методы.
В левой части комнаты, прижавшись к стене, стояла кровать с зеленью на просушку. У противоположной стены размещались вещи Фицхью: еще больше сушащихся травок, маленькие флакончики и керамические горшки, точильный камень и примитивные весы. На другой стороне комнаты, у окна, оказалось тщательно обустроенное жилое пространство: низкий стол, ковер, покрывающий полированный каменный пол, стул и подушки. В центре стоял очаг, кипящий котелок отплевывался от разведенного под ним огня. Дом был уютным, но не этого Николас ожидал от двух путешественников. К их чести, вокруг не наблюдалось никаких внешних подсказок, что они чужды этой эпохе: большинство путешественников, даже Эттин прадедушка, не могли удержаться от соблазна устроить тайнички с безделушками и сувенирами. Вместо них в комнате стояло несколько небольших статуй и каменных статуэток древних богов.
– Мы можем обсудить все, что пожелаете, за трапезой, но сначала мне, как и вам, не помешало бы отдохнуть, – сказал Римус, садясь на кровать и снимая стоптанную обувь. – В подобающее время.
– Время не на нашей стороне, – заметил Николас, хотя София уже соорудила себе небольшое ложе из подушек возле очага и стола.
– Как и всегда, мальчик мой, – прокряхтел старик, продавливая перьевой матрас и веревочный каркас под ним. – Разве бывало по-другому?
– Почему вы так уверены, что злоумышленники нас не побеспокоят? – поинтересовался Николас. – Что не выследят нас здесь?
– Они передвигаются в темноте, – объяснил мужчина, задувая свечу на столике рядом с кроватью. – Мы в безопасности. Во всяком случае, сегодня.
Николас продемонстрировал разочарование резким вздохом, но, найдя место, растянулся на ковре. Неровный пол под ним был столь же неумолим, как и во всех остальных посещенных недавно столетиях. Он воспользовался возможностью, чтобы оценить раны, а так же новые горячие всплески боли в правой руке. Подняв ее, рассматривал узор, выгравированный на кольце, в мягком утреннем свете.
Снова попробовал его снять.
Снова не смог.
В очередной раз фыркнув, скрестил руки на груди и повернулся спиной к стене, закрывая сухие глаза. Но так и не заснул. Разум не дал себя отвлечь, представляя Эттино лицо, как сладко ее тело выгибалось рядом с ним. Не дал он и забыть знакомое чувство: что на него уставился чей-то пристальный взгляд.
Но несколько часов спустя, когда Николас, наконец, повернулся, чтобы подтвердить свои подозрения, что за ним наблюдают, Римус крепко спал, а единственным, что двигалось за дверью, оказался одинокий ветер.
Несколько часов спустя, когда солнце ворвалось в комнату, нагревая ее, Николас приподнялся над столом, пытаясь проснуться. Или, по крайней мере, взбодриться. София, спавшая без лишних мыслей, побарабанила пальцами по низкому столику, нетерпеливо дожидаясь, пока мужчина заварит чай и приготовит овес.
– Пожалуйста, – сказал Римус, передавая небольшую деревянную чашку Софии, морщась от боли, когда горячая жидкость выплеснулась на его дрожащие руки. Вторую протянул Николасу, третью наполнил себе.
– Сперва оговорим секретность, – сказал Николас. – Наши разговоры не должны покинуть эту комнату.
Брови Римуса поползли вверх.
– Кому мне рассказывать, кроме Фицхью? Мы не принимаем гостей, а даже если бы захотели, Сайрус не разрешает ни с кем контактировать. Я не могу связаться со своей семьей Жакаранд, а Фиц – со своими ближайшими родственниками Айронвудами. Нас убили бы за неподчинение.
Николасу следовало догадаться: он и сам прошел ссылку, ограниченный своим естественным временем. Но слова мужчины звучали не слишком многообещающе, учитывая, что именно они хотели узнать.
– Так перейдем же к делу, мои новые друзья, – сказал Римус. – Задавайте свои вопросы. А я задам свои.
Подув на чай, София от души отхлебнула. Ее лицо сморщилось, губы скривились:
– На вкус – настой пыли.
– Это зеленый чай, – возмущенно заявил Римус. – Вкус истинной земли. В эту эпоху и на этом материке его не так-то легко достать, так что проявите уважение.
– Как вам будет угодно.
Николас предпочитал чаю горький черный кофе, но был готов попробовать любой стимулятор для мозга. Он поднес чашку ко рту, смочив губы. Чай пах мокрой травой, на вкус отдавал горечью: ничего подкрепляющего или освежающего. Поставив чашку на пол подле себя, он перегнулся через стол.
– Мы хотим найти последний общий год после двух изменений временной шкалы. Вы получали какие-нибудь сообщения о них?
Мужчина выглядел потрясенным.