— Ладно, забей, — проворчала я, отбросив подушку на другой конец кровати. — Полагаю, наш лорд-хрен не соизволил пригласить доблестную полицию, которая зачастую и провоцирует ту самую вражду? Хочешь, натравлю на него пикси? Они сопрут у него все ключи, запонки и даже чайные ложечки.

— Это слишком мило, Киро, даже для тебя, — сказал Люк, и я почти наяву увидела, как он улыбается. — Не стоит меня искушать.

— Сэр, мы всё ещё говорим про ложечки лорд-мэра? — не осталась я в долгу. — Или это та часть, где вы спрашиваете, во что я одета? Виновата, сэр. Одеяло, одеяло, ничего кроме одеяла.

— Я буквально вынужден поверить вам на слово, маршал Хаттари. Ибо от лорд-мэра отмахнуться куда проще, чем от нашей работы.

Я печально вздохнула, хотя глупая и наверняка до тошноты влюблённая улыбочка никак не желает уползать с лица.

— Ты мне рассказывать будешь? Я представляю, сколько твоих любимых бумажек мне сегодня надо будет оформить, и чувствую фантомные боли в правой руке. И да, мысленно вою почище, чем Чарли в полнолуние.

— Нисколько, — сообщил Люк, как мне показалось, неохотно. — Ни сегодня, ни всю следующую неделю. Ты в отпуске, Киро.

Всё хорошее настроение сразу как ветром сдуло — при том, что смысл слов до меня дошёл отнюдь не сразу. Мозг просто отказывается воспринимать это абсурдное заявление.

— Вот такого я тоже в своей биографии не припоминаю, — наконец произнесла я на удивление холодно. — Либо у меня ранний склероз, либо это никакой не отпуск. Я отстранена, да? Люк, ты не можешь меня отстранить! Только не сейчас, не когда я… Люк, эта цветочная падла ко мне заваливается, как к себе домой! Я не собираюсь сидеть и ждать, пока он смастерит клятую икебану посреди моей гостиной!

— А я не припоминаю в твоей биографии отпуска за последние четыре года, — строго парировал Люк. — Так что да, сейчас у тебя именно отпуск, но он всегда может стать отстранением.

— Люк, это не!..

— Это не обсуждается, Киро, — отрезал он таким тоном, что волей-неволей пришлось заткнуться. Но тут же прибавил куда мягче: — Выспись, съезди к Рэну. Он скучал по тебе. Побудь с семьёй и не лезь в отдел, пока я со всем не разберусь. Что до икебаны. обсудим за ужином, Киро.

Я молчала довольно долго, однако Люк не отключался — терпеливо ждал, пока переварю его слова, совладаю с бешенством и пообещаю не быть шилом в заднице. Хотя бы какое-то время. Потому что он прав. А ещё прекрасно понимает, на какие места надавить. Не долг службы, не возможные неприятности — семья. Рэн. И «обсудим за ужином», да.

Когда только этот властно-клыкастый негодяй успел настолько хорошо узнать меня и мои закидоны? Даже немного стрёмно.

— Прямо сейчас я хочу тебе врезать, — пробормотала чуть недовольно. — Или поцеловать. Пока не решила, что будет лучше.

— Прямо сейчас ты хочешь позавтракать с Алеком, — возразил Люк. — Да, я в курсе. Кстати, он на удивление умело подделывает твою подпись.

— Твою он при надобности тоже прекрасно подделает. Да вообще чью угодно, — фыркнула я, но тут же спохватилась, вспомнив, что говорю со своим боссом. — Нет, я так раскрою тебе все наши маленькие секреты. Мне пора! Срочно надо варить рис и делать любимый десерт одного вздорного кошака.

Он лишь рассмеялся над моей неуклюжей попыткой съехать с явно щекотливой темы. Или не только над ней.

— Десерт из риса? Ох, Киро, ты такая вэйданка.

— Виновна, сэр! Кстати, как насчёт зелёного карри на ужин? Торжественно клянусь положить поменьше острого перца!

— Звучит прекрасно, — заверил Люк. А я вдруг отчётливо поняла — завершать разговор ему хочется ничуть не больше, чем мне. — Я постараюсь освободиться пораньше, а ты постарайся хотя бы один день прожить без приключений на задницу. Идёт?

— У нас есть сделка, сэр, — с усмешкой заверила я, прежде чем отключиться и бессильно уронить голову на подушки.

Мать Тьма, Киро, да ты просто в сопли.

И это вот ничуть не удивительно: пусть мы знакомы каких-то пару месяцев, но ощущение такое, словно я знаю Люка всю свою жизнь. Никогда и ни с кем мне не было настолько комфортно, хорошо, правильно — и вместе с тем пугающе до усрачки.

Люциан Вернер проник мне под кожу, пробрался в тесную клетку рёбер, крепко стиснул моё идиотское сердце в своих холодных, но бережных руках. И даже боги не помогут, если он вдруг решит вырвать его у меня из груди. После такого не выживают.

Нет конечно. Не решит. Кто угодно, только не Люк! Этот парень всё ещё слишком хорош для меня, и врать не буду — до сих пор недоумеваю, как кто-то вроде него может влюбиться в ходячее недоразумение вроде меня. Но… он ведь сам это выбрал, да? А значит, не так уж я и плоха. Наверное.

На том и сойдёмся. Теперь надо как-то поднять себя с постели, вытолкать в душ и оттащить на кухню. Срочно! Ибо нет на свете существа паскуднее и сварливее, чем голодный кот.

Алек явился через час, как и обещал — в чём в чём, но в отсутствии пунктуальности нашего котика нельзя заподозрить. В чувстве меры, впрочем, тоже: притащил он не только обещанные манго, но и целый пакет всевозможных вкусностей, полезных и не очень. Ну да ладно, я и сама редко иду к нему с пустыми руками.

— Вот это славненько, Алек-чин, — хмыкнула я, выпустив его из объятий и приняв кошачье подношение. — Гораздо лучше, чем та дохлая утка!

— Свежепойманная! — поправил друг, возмутившись до глубины своей хищной души. — Для тебя ловил, неблагодарное ты чудище!

— Очень даже благодарное! Было бы, если б ты сам её ощипал и выпотрошил.

— Но у меня же лапки!

Безотказный аргумент, ничего не скажешь. Котики и их лапки! Вот только видала я те лапки, а вернее, лапищи — широкие, мощные, массивные, как и положено ирбису. Давненько я, кстати, не выгуливала своего бро в кошачьей форме. Да и в человеческой тоже — тут ведь прошла целая неделя, а я не привыкла расставаться с ним дольше, чем на день-два. Плевать, что в Сиде время течёт иначе; для меня и час там порой длится целую вечность.

— Идём уж, кот лапчатый, — фыркнула я, поманив его за собой. — Всё готово, и я даже кофе сварила.

— Да, я чую.

Учуял он явно не только кофе — вон как скривился, прежде чем пробормотать:

— О, ну конечно, Вернер здесь уже все стены собой обтёр. И тобой, очевидно, тоже.

Я с трудом подавила смех.

— Боги, Алек, прекрати ревновать. Ты всё ещё единственный и самый прекрасный кот в моей жизни!

— Ну разумеется! — веско заявили мне. — Как будто может быть иначе.

К счастью, приступ нелепого кошачьего собственничества быстро сошёл на нет — стоило только накормить вредного поганца, разок-другой ласково погладить по кудлатой голове и плюхнуть в кофе здоровенный шарик ванильного мороженого.