Мальчик смотрит на доктора жалобно, в его взгляде таится робкая надежда на чудо. Уже очень давно ему не приходилось вот так проснуться в кровати под одеялом, в теплой комнате, а не в заброшенном подвале под вонючими тряпками. Доктор внимательно смотрит на мальчика, ничего не говоря, гладит его по голове, поправляет одеяло и уходит, не сказав ни слова.

* * *

Я готов был смотреть сон бесконечно, настолько заинтриговала меня судьба мальчика. Еще бы, это же основополагатель самой возможности читать мысли, человек, доказавший возможность воздействия на человеческое сознание и унесший секрет своего мастерства в могилу. Кто подсунул мне этот сон, с какой целью? Не знаю, но очень хочу досмотреть фильм до конца. Очень хочу.

Внезапно храп оборвался. Пока куратор могуче храпел во сне, нам это совершенно не мешало. Храп успокаивал, убаюкивал, подтверждал, что пациент скорее жив, чем мертв. Но сейчас храп исчез. Словно кто-то поставил точку в предложении. Тишина ударила сильнее взрыва. Неужели мы проморгали куратора, неужели что-то случилось? Мы ошалело вскочили, коротко переглянулись, и бросились в медотсек. Очумевший от короткого, но крепкого сна куратор, смотрел на нас квадратными глазами, потом засмеялся и повалился обратно на лежанку, с которой только что пытался встать.

— Вы бы хоть срам прикрыли! — заикаясь от смеха, предложил он.

Вот же черт! Поспешили, понимаешь на помощь умирающему, а о собственном виде не позаботились. В самом ведь деле стоим перед мужиком в чем мать родила — бойцы спецназа! Выкатились мы через двери, едва успев их открыть, а то бы и сломали к черту. Куда им хлипким устоять против объединенного напора двух застыдившихся десантников. К счастью на этот раз одежа осталась в целости и сохранности, так что с гардеробом проблем не было. Жаль только сон не досмотрел, что там дальше было? Эх, ну что ему стоило поспать еще часок?

— Вот что, бойцы! — едва сдерживаясь от ехидных ухмылок, начал наше микросовещание куратор, — Расклад такой — на текущий момент я возвращаюсь в строй и признаюсь ограниченно годным к бою. Задача номер раз — определиться где мы, от этого зависят все дальнейшие шаги. Если они еще будут…

— Как определяться будем, если ничего нельзя включать? На деревья полезем, местность обозревать?

— На деревья? Тоже вариант, но хлопотный и малопродуктивный. Вы там чего-то талдычили про какое-то лесное зрение, типа через пташек-зверушек можно на мир взглянуть. Можно его использовать?

— Не поможет! — покачала головой Эва, — Я пыталась еще тогда, во время атаки десанта, оглядеться по сторонам. Повсюду тайга, сплошная, дикая. Не видно никаких следов человека, кроме той просеки, в которой мы рухнули. Да и она не очень длинная. Такое впечатление, что рубили из центра леса, а потом все бросили и улетели на вертолете.

— Что улетели не верю, не такие правила в этой игре. Тут всех и положили, в землю закопали и даже надпись не написали. Потому как не положено никаких надписей.

— Так ведь тут не десять, не двадцать человек работало… — Эва осеклась, зажав рот ладошкой.

— Спецобъект! Этим все сказано. Исполнители — зеки. Работа выполнена, исполнители списаны подчистую. Главное соблюсти тайну, а концы не в воду, понадежнее прячут, чтобы зверье не раскопало, охотник случайный не набрел.

— Мамочка родная, как же так можно? Это ведь живые люди, не по-людски это, не по-божески!

— Нешто тебе убийц, насильников жалко стало? За каждым из них не по одному мокрому делу стоит. Да их за такие дела не просто убить нужно, а перед тем на горячей сковородке жарить в кипящем масле и другим показывать, чтобы неповадно было. Конченные это люди, отбросы, гнилье.

— Вы-то откуда знаете?

— Откуда я это знаю, тебе знать не положено! — отрезал куратор, нахмурившись, — Хотел бы не знать, да судьба по-другому распорядилась.

— Ладно, проехали! Если Эва не может увидеть дороги, то в любом случае нам придется как-то задействовать возможности этого объекта. Есть же тут какие-нибудь компьютеры, интернет, карты, — я постарался перевести разговор в другое русло. Ну не политикой же сейчас заниматься, как малые дети, нашли время препираться.

— В картах я разберусь, а вот с остальным, — куратор замялся, — не силен. Нас этому не учили, по верхушкам пробежались, как дети в школе, и хорош.

— Компьютеры я беру на себя, вы мне только покажите, как до них добраться, — приняла решение Эва, — Или есть еще кандидатуры?

— Не-е-е, я в них не силен. Если что перетащить, подключить — зови на помощь, а лазить в сетях слабо.

— Значит расклад такой! — куратор хлопнул себя по коленкам, — Есть вероятность, что можно с этой базы уйти по-быстрому. Нужно только знать направление и расстояние до точки доставки.

— А что значит по-быстрому? Ракетой что ли?

— Почти угадал. Еще раз повторяю — это спецобъект и на нем должны быть предусмотрены средства экстренной эвакуации персон с уровнем ноль и один.

— А остальных как эвакуировать?

— Никак. Списание, объект ликвидируется целиком.

— А мы, к примеру, к какому разряду там или уровню по-вашему подходим? — неприязненно поинтересовалась Эва.

— Он, — куратор кивнул в мою сторону, — уровень первый, а ты четвертого, не ниже.

— А вы?

— У меня нет уровня. Я просто обеспечиваю все это. Обеспечиваю до самого конца, ухожу последним, если получится. И отвечаю за зачистку базы, такой вот расклад получается.

— Господи, как в другом мире. Нам все время твердили, что мы живем в самом человечном обществе, мы самые добрые, самые миролюбивые. А от ваших слов кровью брызжет и гнилью подвалов гестаповских.

— Чем же вам гестаповцы не нравятся? — зло ощерился куратор, — Они ведь тоже за счастье народное бились, как им его нарисовали, в башку вдолбили, за такое счастье для всего человечества и бились. А то, что пытали, на куски рвали, да иголки под ногти загоняли — так то же с врагами боролись. Какие могут быть церемонии с врагами? Врагами народа! Ничего не напоминает словечко?

— Жестоко это все, грязно, подло! И напрасно вы из себя волкодава строите. Думаете, раз у вас защита есть, так нам вас вовек не прочитать? Да, не прочитать! Но я чувствую, что душа у вас добрая.

— Может и добрая, — куратор прищурился, пряча колючий взгляд в узких щелочках глаз, — только душа та под коркой мерзлой спрятана. Замерзла она, окоченела, как труп. Так что, девочка, не будем больше о душе. Не время, да и не место здесь о душе вспоминать.

— Хорошо. Не буду, командуйте, что дальше делать! — Эва зябко поежилась, словно холод, окружающий душу куратора достал и ее хрупкое тело.

Мы пошагали по полутемным коридорам к комнате, имеющей все необходимое для решения нашей задачки. Осталось только сделать это достаточно быстро, пока нас не вычислили и не прикончили, как крыс в мышеловке.