Определенную активность в период Второй мировой войны белая эмиграция проявила и на Дальнем Востоке, на территориях, контролируемых Японией. В 1943 году генерал А.П. Бакшеев возглавил Захинганский казачий корпус в составе пяти полков, двух отдельных дивизионов и отдельной сотни. Корпус непосредственно подчинялся начальнику японской военной миссии в Тайларе подполковнику Таки. Из белоэмигрантов на добровольной основе формировались отряды резервистов, которые проходили подготовку и обучение для того, чтобы пополнять русские формирования в составе японской армии. Личный состав отрядов был объединен в Союз резервистов. Им выдавалось обмундирование и выплачивалось денежное содержание. Каждый белоэмигрант, зачисленный в Союз резервистов, был обязан в случае возникновения военных действий с Советским Союзом явиться по месту регистрации, где поступал в распоряжение японских военных властей.

В конце 1943 года была увеличена численность бригады «Асано». Она была развернута в «Российские воинские отряды армии Маньчжоу-Го», состоящие из кавалерии, пехоты и отдельных казачьих подразделений. К началу августа 1945 года численность данного воинского формирования составила 4 тысячи человек.

В начале 1944 года японцами было создано еще три русских воинских формирования: Ханьдаохэцзыский русский военный отряд (ХРВО), в который призывалась русская молодежь из восточных районов Маньчжоу-Го и из старообрядческих деревень; Сунгарийский отряд, комплектовавшийся русской молодежью Харбина и южных городов Маньчжурии; Хайларский отряд, пополнявшийся в основном казаками Трехречья. Это были небольшие по численности формирования — весной 1945 года в составе ХРВО находилось до 250 человек. Обучение в отрядах включало строевую и огневую подготовку, подрывное дело, военную географию, тактику разведывательных и диверсионных действий, приемы рукопашного боя, а также русскую историю. Отрядами командовали японские офицеры, командирами подразделений в составе отрядов были русские[368].

По данным современных российских исследователей, разработанный японцами план нападения на СССР с самого начала предусматривал активное привлечение белоэмигрантов[369]. Это означает, что по данному вопросу позиция японского руководства принципиально отличалась от позиции Гитлера. Однако Япония так и не приступила к реализации своего плана вторжения на территорию СССР, предпочтя начать войну против США. В результате белоэмигрантские воинские формирования, созданные на Дальнем Востоке, так и не были задействованы в вооруженной борьбе. Можно предположить, что их использование в предполагавшейся войне против СССР имело бы военно-политические перспективы. На советской территории, которая в случае нападения Японии неизбежно стала бы зоной боевых действий, были сосредоточены лагеря ГУЛАГа.

Отношение эмигрантов к активному участию в вооруженном противостоянии неизбежно менялось в ходе войны и зависело от их социальной и политической принадлежности, от места пребывания и от множества других факторов. До начала гитлеровской оккупации европейских стран дискуссии эмигрантов о своем возможном участии в противостоянии носили теоретический характер. Условия военного времени внесли свои коррективы в позицию тех или иных представителей российского зарубежья. Например, многие эмигранты самим ходом событий превратились во врагов Германии после призыва в вооруженные силы Польши, Франции, Югославии и других стран. Те, кто не был призван и не пошел добровольцем в армию, испытали на себе реалии нацистского оккупационного режима. Этот опыт был зачастую более важен, — чем любые теоретические построения мирного времени.

Само слово «Сопротивление» пошло от одноименной газеты, подпольно издававшейся в оккупированном Париже российскими эмигрантами Б.В. Вильде и А.С. Левицким. Издание имело подзаголовок: «Официальный бюллетень Национального комитета общественного спасения». Газета призывала создавать подпольные группы сопротивления, вербовать решительных и верных людей, готовиться к вооруженной борьбе[370]. Вильде и Левицкий были арестованы гестапо и в феврале 1942 года расстреляны.

Обращает на себя внимание тот факт, что среди выходцев из России, принявших участие в европейском Сопротивлении, большинство составляли молодые люди. Это не столько эмигранты, сколько дети эмигрантов. Они либо родились за рубежом, либо были вывезены родителями в юном возрасте. Они, как правило, не сохранили собственных воспоминаний о революции, Гражданской войне, военном коммунизме и красном терроре. Большевизм был для них довольно абстрактным понятием. Негативное восприятие этого социально-политического явления базировалось главным образом на информации, почерпнутой из эмигрантской печати и устных рассказов представителей старшего поколения.

Отрицательный образ большевизма, очевидно, не мог заслонить идеализированного образа России, создававшегося той же эмигрантской печатью и старшим поколением российского зарубежья. В результате складывалось мировоззрение и система ценностей, в соответствии с которой далекая и неизведанная родина требовала защиты от внешней агрессии вне зависимости от господствующего в ней политического режима. Очевидно, основная масса эмигрантов, приверженных этой философской схеме, отдавала себе отчет в том, что принять участие в защите России они смогут только в составе вооруженных сил ее союзников. Попытки подать заявления официальным представителям СССР с просьбой о зачислении в Красную армию осуществлялись после 22 июня, но носили единичный характер.

В период пребывания М.М. Литвинова в должности народного комиссара иностранных дел в качестве потенциальных союзников СССР воспринимались державы демократического лагеря. Пакт Молотова — Риббентропа, участие СССР в разделе Европы и демонстрация дружественного отношения к нацистской Германии в советских средствах массовой информации произвели шокирующее действие на либералов в эмиграции. Их мировоззрение начало приходить в противоречие само с собой. Но 22 июня все стало возвращаться на свои места.

Как уже отмечалось, среди представителей старшего поколения российских эмигрантов, которые покинули страну сознательно, оборонческие настроения были наиболее характерны для людей, придерживавшихся левых и либеральных взглядов: социал-демократов, народных социалистов, социалистов-революционеров, конституционных демократов. Оборончество было характерно и для тех, кто еще в 1920–1930-х годах искал философские основания для примирения с советской властью: сменовеховцев и евразийцев. Однако были исключения. Среди нескольких сотен российских эмигрантов, принявших участие во французском Сопротивлении, встречаются представители старинных дворянских родов, офицеры Русской императорской и белых армий. Во французском Сопротивлении принимали участие люди разных умонастроений. Достаточно назвать членов Французской компартии М.Я. Гафта и И.И. Трояна (последний — бывший военнослужащий Русской армии П.Н. Врангеля, участник гражданской войны в Испании на стороне республиканцев); И.А. Кривошеина — сына царского министра А.В. Кривошеина; В.Л. Андреева — сына писателя Леонида Андреева; княгиню В.А. Оболенскую; мать Марию (Е.Ю. Кузьмину-Караваеву); Т.А. Волконскую, по прозвищу «красная княгиня». Аналогичная картина наблюдалась и в рядах Сопротивления, развернувшегося в других странах.