К середине XX века главное противоречие капитала, объявленное Марксом неразрешимым, переродилось в противоречие между рыночной свободой и справедливым социальным порядком. И каждая из стран Атлантики пыталась и до сих пор пытается его решать по-своему.

Рыночная свобода толкает людей соревноваться в успехе, объективно ведя к росту неравенства. Маятник идет в сторону эффективной экономики. Но эффективность быстро становится привычной, и люди начинают возмущаться неравенством. Маятник идет в другую сторону — государство поднимает минимум зарплаты, повышает налоги на преуспевающих. То есть перераспределяет богатство в пользу бедных. Протекционистскими мерами защищает своих производителей от мировой конкуренции, вводит новые формы контроля и запретов. В результате эти действия глушат конкуренцию, тормозят накопление капитала, а вслед за этим — и экономический рост. Люди спохватываются и вспоминают, что рост капитала дает им рабочие места и более высокие зарплаты. Да и вообще они устали от высоких налогов! Так и качается маятник, считаясь с требованиями граждан. Правда, те исправно ходят на выборы…

Вальтер Ойкен стремится найти способ обеспечить одновременно и свободу конкуренции, и справедливый социальный порядок. Государство не должно вмешиваться в сам процесс производства — это искажает действия экономических законов. Оно должно только создавать и охранять справедливые институты, которые сами регулируют распределение прибыли и следят за чистотой конкуренции. Обеспечивать равенство возможностей. Фрайбургская школа дала этому теоретическому гибриду капитализма и социализма звонкое название «социальная рыночная экономика». К «справедливым институтам» причислены и профсоюзы, и ассоциации производителей, и кооперация, и масса других форм самоорганизации граждан.

В 1957 году появляется книга Эрхарда «Благосостояние для всех», которая по сей день почитается в Германии как экономическая библия. В ней несложно вычитать между строк, что Эрхард считает понятие «социальной рыночной экономики» тавтологией: для него рыночная экономика социальна по определению. Она уже потому ориентирована на человека, что более производительна, чем плановая. Она «сама из себя» (формулировка Эрхарда) дает людям больше денег: создает рабочие места и позволяет расти зарплатам.

Эрхард убежден, что государству не нужно по второму разу распределять национальный доход с помощью налогов. «Это было бы гротескной ситуацией, если бы сначала все платили налоги, а затем вставали в очередь, чтобы на обеспечение своего существования получить обратно от государства собственные средства», — писал он[74]. Поддерживать стоит лишь старых, слабых и больных, которые не могут работать.

Короче, «социальную рыночную экономику» можно трактовать по-разному, чем и заняты сегодня в Германии все партии. При этом ее отцом считают именно Эрхарда. Еще один пример того, как любят люди — и не только в России — размахивать понятиями, не вникая толком, что стоит за ярлыками «марксизм», «кейнсианство», «либерализм».

На самом деле Эрхард не отступал от принципов свободного рынка и конкуренции, стремился дать всем равные права и возможности находить свой путь к деньгам. Это не только самые эффективные, но и самые нравственные принципы. Государство не опекун и не касса, любил повторять он, все, на что оно способно, — это «запустить руку в карман соседа». Хоть и в другой упаковке, но в сущности то же, что говорит и Айн Рэнд.

Движение к этой цели было непростым. В начале 1950-х годов пришел спад производства, бюджет снова оказался в дефиците, пришлось поднять налоги до 32%. Правительство предложило предприятиям производить товары первой необходимости по адекватным ценам, а взамен давало гарантии полной загрузки мощностей и приоритетное обеспечение сырьем. Для Эрхарда это были вынужденные меры.

Он ориентировался на перспективу. В 1953 году выходит его книга «Возвращение Германии на мировой рынок». Тогда это казалось фантастикой — и не факт, что научной. В стране не было конкурентоспособных отраслей, ей нечего было предложить мировому рынку. Но вечно поддерживать производителя Эрхард не собирался. В своей книге он объяснял преимущества свободной торговли, доказывал, что немецким компаниям придется выйти на простор конкуренции. Он маневрировал налоговыми инструментами, осторожно сдерживая конкурирующий импорт, поощряя экспорт и инвестиции в технологически передовые отрасли. Постепенно складывался новый профиль немецкой промышленности — Германии на роду было написано стать лидером в производстве высокоточной техники и новых технологий. За 10 лет Западная Германия вышла на довоенный уровень производства, а еще через пять лет завоевала европейский рынок точного машиностроении, высоких технологий, автомобилестроения и строительной техники.

Потребовалось 15 лет, чтобы немцы поверили, что страна идет к «благосостоянию для всех». Несмотря даже на то, что они оставались бедной нацией: их уровень жизни был ниже среднеевропейского. В 1963 году Эрхард сменил Аденауэра на посту канцлера… Ненадолго, всего на три года. Как выяснилось, «благосостояние для всех» не все понимали одинаково.

Кажется, что Эрхард и сделал-то не так много. Его имя связывается прежде всего именно с денежной и налоговой реформами периода оккупации. Но это был фундамент. Следующим шагом стала отмена контроля над ценами и прекращение государственного распределения любых товаров — от топлива и руды до ширпотреба. «Честная конкуренция» тоже кажется слоганом… Или диктатом государства в ценообразовании и уровнях прибыли, как это пытался делать Рузвельт. А Эрхард «всего-навсего» добился принятия закона, по которому предприятия с долей рынка 30% платили существенно более высокие налоги, с долей рынка 45% — еще выше, и произошла естественная самоликвидация монополий. Он поддерживал — в том числе и дотациями — становление и развитие малых и средних предприятий. Mittelstand, как называют этот класс предприятий, превратился в основу экономики страны, а конкуренцию в массе сравнительно небольших предприятий уже сдержать невозможно. И сегодня в Германии на долю бизнесов со штатом до 700 человек приходится более 90% предприятий, на них занято 70% трудоспособного населения, они обеспечивают 45% бюджетных доходов.

В сегодняшней Германии Эрхарда считают сторонником «социального рыночного хозяйства» — он же написал книгу «Благосостояние для всех». Но, по сути, именно в ней Эрхард доказывает, что благосостояние создается только эффективностью экономики. «Лучшей социальной политикой является хорошая экономическая политика», — однажды заявил он, вызвав негодование социал-демократов. Можно сказать и проще: лучшая социальная политика — это хорошо оплачиваемые рабочие места, а их может обеспечить только конкуренция капиталов за рабочих. Сильное государство не раздает льготы направо и налево, оно создает условия для честного соревнования в успехе. На это необходимо общественное согласие.

О нем в спешке забыли реформаторы России в 1990-х. Согласие общества на равенство только в правах, свобода как разделяемая всеми ценность не могут возникнуть исключительно из либерализации цен и приватизации. Нужно убедить людей, что равенство — это не уравниловка, которая убивает развитие, рано или поздно вырождаясь в одинаковую бедность для всех. Люди смогут поверить в это, только если с самого начала рыночных реформ будут чувствовать от реформ ощутимые улучшения. Эрхард никогда об этом не забывал.