«Социальную» сторону рынка он видел прежде всего в признании рабочих социальными партнерами капиталистов. В добровольных взносах капиталистов в пенсионные и страховые фонды — ради того, чтобы успешнее конкурировать за рабочую силу. В продаже акций компаний ее работникам — ради той же цели. Государство же только охраняло такое партнерство: компании могли вычитать из прибыли доходы от продаж акций сотрудникам компании, а доходы рабочих не облагались налогом, если они потрачены на покупку акций своего предприятия. Прямая поддержка из бюджета ограничивалась только помощью нетрудоспособным, а пособие по безработице было минимальным.

Противник активной социальной политики, Эрхард понимал, что без каких-то ее элементов не обойтись — это была бы проигрышная для его партии позиция. Еще при Аденауэре правительство вводит систему субсидирования расходов на жилье и контроля над ставками арендной платы. И Эрхард делает ставку именно на доступное жилье! Немцев это убедит в социальной направленности его политики, а ущерб для свободной рыночной экономики от такой формы контроля над рынком будет наименьшим.

Регулирование цен на аренду жилья прижилось в ФРГ настолько, что до сегодняшнего дня собственная квартира не является такой ценностью для немцев, как для жителей большинства остальных стран, включая Россию. Только четверть немцев имеет свое жилье, остальные арендуют. Как нужно доверять своему правительству, чтобы не чувствовать незащищенности или нестабильности, всю жизнь снимая квартиру! Зато и сегодня, в уже совершенно сытой и благополучной Германии, в «квартирном вопросе» немцы считают себя хозяевами положения. С ними нужно согласовывать абсолютно всё!

Особенно ярко это видно в Берлине. Городу выпала непростая судьба, почти 30 лет он оставался, пожалуй, главной ареной борьбы двух систем. Развитие Берлина показывает, что все компромиссы в попытке найти баланс между рынком и справедливостью имеют свою цену. Оно показывает, как непросто выправить брак мышления, ведь и сегодня, 30 лет спустя после падения Берлинской стены, слияние всего лишь одного города в единый социум не завершено! Почему? Это отдельная история, и «квартирный вопрос» тут играет особую роль.

«Ich bin Berliner!» — «Я — берлинец!». Задолго до Барака Обамы это сказал Джон Кеннеди — уже в начале 1960-х ему было понятно, насколько непроста и трагична судьба жителей города. Впрочем, он лишь повторил это за самими берлинцами. В этих словах одновременно и горечь за свой город, который расчленили надвое, и гордость, что он выжил. Именно в Берлине две системы сошлись в конфликте, едва не переросшем в новую войну. Тридцать лет берлинцы, граждане одной нации, смотрели друг на друга через «железный занавес», который именно тут материализовался в бетонную стену. Тридцать лет два мира постоянно перекраивали город, превращая его восток и запад в свои главные витрины. И вот еще 30 лет прошло, а в городе все еще что-то сносится и строится. Берлинцы так и говорят: «Мы всю жизнь живем на стройплощадке».

Восточный Берлин жил бедно на советский манер. Западный — просто бедно, как и вся Западная Германия. Тем более почти год в блокаде…

К Восточному Берлину отошел прежний центр столицы Третьего рейха: легендарная Унтерден-Линден, идущая от Бранденбургских ворот, оставшихся в 1961 году по другую сторону стены. За ней советские и гэдээровские архитекторы выстроили колоссальную Александерплац и аллею Карла Маркса с шеренгами зданий в стиле сталинского ампира. Похоже и на Кутузовский проспект Москвы, и на Московский в Петербурге, и на проспект Ленина в Минске. Единство стилистики соцлагеря.

Дальше — район Пренцлауэр-Берг, чудом уцелевший во время бомбежек. Здания невероятной красоты, самой причудливой довоенной архитектуры до начала 1990-х только ветшали, покрываясь копотью, ведь по соседству промзоны. Реставрировать их никто не собирается, жить можно — и ладно. А еще дальше, в сторону окраин — бесконечное море грязно-белых бетонных или панельных домов. То ли Черемушки, то ли Медведково.

В Западном Берлине, наоборот, вполне пригодные для реставрации дома сносили — уничтожали всякую память о рейхе. Вместо имперских архитектурных наворотов тут функционализм — недорогое экологичное жилье. Коробки домов средней этажности, растиражированные в несметном количестве, сливаются в брутально-бетонные кварталы. Все чистенько и убого. Средняя семья жила впятером-вшестером в трехкомнатной квартире. Ванная и кухня — одна на весь этаж.

А два мира, уже вступившие в холодную войну, продолжают тратить сотни миллионов — каждый старается превратить доставшуюся ему часть Берлина в свой образец «благосостояния для всех».

Ночью 3 октября 1987 года с востока на запад города шли толпы. Прикоснуться к Бранденбургским воротам, столько лет скрытым стеной, вдохнуть воздух свободы. Забыть «Дворец слез» — вокзал на Фридрихштрассе, где четверть века восточные берлинцы, получившие разрешение на выезд в ФРГ, навсегда прощались с остающимися в ГДР близкими… И тут же с новой силой хватаются строить — город надо объединить общей инфраструктурой. Опять сносят дома, прокладывают автомагистрали.

Тут же в Берлин переезжает из Бонна столица. На пустырях рядом с Бранденбургскими воротами спешно возводят новое здание аппарата бундестага, бюро канцлера, здания министерств. Все — в стиле индустриального постмодернизма. Аквариумы причудливых форм перетянуты стальными прутьями, окна в несколько этажей — круглые или треугольные.

Но все уже, столица объединена, правительство и парламент обустроились! Так теперь нужно менять символы! И тут начинается такое!..

Гэдээровский Дворец республики — долой! Как долой? Это же наша история! Огромная площадь Александерплац — сколько места зря пропадает! Давайте застроим ее высотными башнями, разместим там бизнес-центры, элитное жилье. Что? Какие бизнес-центры и элитные квартиры? Нам нужно жилье социальное, подешевле, а главное — побольше… Вокруг каждого мало-мальски крупного строительного проекта годами ведутся дебаты. А как же, население имеет право.

Население можно понять. Несмотря на высокий темп экономического роста — 3,5-4,0% в год, Берлин по-прежнему гораздо беднее Мюнхена или Гамбурга. Уровень налогов в небогатой столице не позволяет разворачивать бюджетное строительство. Несмотря на то что уже которое поколение берлинцев живет на вечной стройплощадке, в Берлине катастрофически не хватает жилья.

А в головах берлинцев — смесь из обрывков самых разных идей, тот самый брак мышления, который тормозит слияние города в единый социум. Желание забыть гэдээровские порядки Хонеккера и «Штази» — восточногерманской гэбухи, и тут же — ностальгия по социалистической маниловщине. «Осси» все еще питают неприязнь к «весси» за их свободную раскованность, а «весси» подспудно не могут отделаться от ощущения, что они и сегодня тащат на своем горбу развращенных социализмом сограждан. Но в одном берлинцы едины: регулируемая аренда на жилье — безусловное достижение, на которое ни «осси», ни «весси» не дадут покуситься. Нет и не предвидится общественного согласия на то, чтобы и в сфере жилья начал наконец действовать свободный рынок, который дал бы каждому возможность найти жилье по своему достатку. «Странная логика, — скажет кто-то, — можно подумать, что от роста цен на жилье прибавится количество квартир в городе».