26-го, 27 июня и 1 июля решением тех же органов в Совет по эвакуации были дополнительно введены А. И. Микоян (первым заместителем председателя), Л. П. Берия и М. Г. Первухин (заместитель председателя).

3 июля 1941 г. председателем Совета по эвакуации был назначен кандидат в члены Политбюро ЦК, секретарь ВЦСПС Н. М. Шверник. 16 июля последовало новое решение ГКО «О составе Совета по эвакуации». На этот раз в его реорганизованный состав вошли: Н. М. Шверник (председатель), А. Н. Косыгин (заместитель председателя), М. Г. Первухин (заместитель председателя), А. И. Микоян, Л. М. Каганович (в отсутствие Кагановича его заменял Б. Н. Арутюнов), М. З. Сабуров (в отсутствие Сабурова его заменял Г. П. Косяченко) и B. C. Абакумов (НКВД).

16 августа 1941 г. постановлением Государственного Комитета Обороны (ГКО) в Совет по эвакуации дополнительно ввели заместителя начальника Главного управления тыла Красной Армии генерал-майора М. В. Захарова. 26 сентября 1941 г. при Совете по эвакуации было создано Управление по эвакуации населения во главе с заместителем председателя СНК РСФСР К. Д. Памфиловым. Одновременно Памфилов пополнил состав Совета по эвакуации в качестве одного из заместителей председателя Совета.

Начальства было много! И сделано было немало. Но, как пишет С. Кремлев, Совет не имел аппарата на местах, а его руководители не сумели в кратчайшие сроки сформировать институт своих уполномоченных. Поэтому реально функции таких уполномоченных то и дело приходилось выполнять, совмещая множество других дел, аппарату наркома Берия. Иногда нарком лично занимался розыском особо важного эвакуированного оборудования.

«В Москве ночь, зато в Сибири день. На Урале пресс полетел, Лаврентий найди. Эшелон потеряли, Лаврентий, пусть твои ребята займутся. Вячеслав (Молотов) провалил, Лаврентий давай. Вознесенский не помог, Лаврентий помоги. Лазарю (Каганович) помоги. Георгию (Маленков) помоги, Щербакову помоги, а Кобу это уж само собой. Если бы людей не подобрал везде, ложись и помирай», – записал Берия в дневнике 18 февраля 1942 года.

А тут еще нередко приходилось ставить на место не в меру ретивых, оставляя дипломатический «политес» для мирного времени.

Заместитель наркома вооружения В. Н. Новиков приводит конкретный случай его «грубости». Идет война, заводы выбиваются из сил, увеличивая и увеличивая производство стрелкового оружия. В это время, генерал-лейтенант госбезопасности Ткаченко неотступно ходит за Новиковым, слушает все совещания, читает оперативки и т. д. Через несколько недель Ткаченко показывает Новикову телеграмму в адрес Берия, в которой предлагает совершенно нелепые кадровые перестановки на оружейных заводах – того снять, того заменить. Новиков пытается объяснить, почему этого нельзя делать, но безуспешно. Через несколько часов Новикову звонит Берия и начинает расспрашивать. Понимает Новикова с полуслова и просит дать трубку генералу. Ткаченко берет трубку и слышит страшный мат: «Я зачем тебя, сволочь такую, послал к Новикову – шпионить за ним или помогать ему? Я тебя помогать послал, а ты чем занимаешься? Расстреляю». Ткаченко стоит синий, и бормочет: «Слушаюсь, товарищ нарком». После этого случая Ткаченко исчез…».

Да нет, не исчез… Не расстрелял его Берия. Но нагоняй пошел на пользу. Иван Максимович Ткаченко закончил войну при званиях и должностях: 1941-1943 начальник 7-го специального отдела НКВД – Экономического управления НКВД СССР. В 1942-1943 заместитель начальника Экономического управления НКВД СССР. И даже обеспечивал безопасность ряда строящихся объектов в рамках «Атомного проекта». В 50-х командовал НКВД-МВД на Ставрополье, милицией – в Челябинске…

Но было еще одно весьма важное звено в цепочке принятия решений, от целости которого зависел, ни много ни мало… исход войны. Безопасность высшего руководства СССР.

…Официально объект назывался «Центральный стадион СССР имени И. В. Сталина» – самый большой в стране – на 200 тысяч зрителей со 142 тысячами пронумерованных мест. Спортивный комплекс по плану включал в себя, кроме спортивной арены, здание для спортивно-тренировочной подготовки и общежитие. Все это располагалось метрах в 500 от уже построенной станции метро. Но в 1939-м строительство заморозили: во-первых, уже началась Вторая мировая война и все средства были направлены на подготовку к обороне от возможного нападения немцев. А во-вторых, главный объект, прикрытием которого служил стадион и особенно его третий, недостроенный ярус трибун, был уже завершен. Это был запасной командный пункт – сначала ГКО (Государственного Комитета Обороны), а с началом Великой Отечественной – ЗКП Ставки Верховного Главнокомандования.

Как сообщает писатель-историк В. М. Жухрай (Мироненко), который изучал жизнь Сталина буквально по дням и часам, вождь ознакомился с объектом в апреле 1940-го.

Легко предположить, что кортеж автомашин двигался тогда (для апробирования) по специально проложенному 17-километровому тоннелю, въезд в который начинался прямо у Спасских ворот Кремля. В дальнейшем тоннель шел под зданием НКВД (КГБ-ФСБ) на Лубянской площади, проходил рядом с бункером МПВО, оборудованным в метро «Кировская («Чистые пруды»), – туда можно было спуститься на лифте из приемной Наркомата на улице Кирова (Мясницкой), 37. Затем автотоннель уходил параллельно тоннелю метро в сторону бункера «Измайлово», куда можно было попасть и по его Сокольническому ответвлению.

Наша справка. «Спецобъект глубинного залегания у станции метро «Кировская» имеет несколько подземных уровней, нижняя точка которых находится на 70-метровой глубине. Он построен в 1937-1940 гг. для штаба МПВО и командного пункта НКВД. В начале войны сюда переехала Ставка ВГК. Поезда там не останавливались. Перрон был отгорожен высокой стеной, за которой оборудовали рабочий кабинет для Верховного Главнокомандующего и узел связи с любым абонентом.

Размеры тоннелей между спецобъектами были стандартными – под КУНГ (кузов универсальный нормальных габаритов), то есть позволяли проезд не только легковых автомобилей, но и тяжелых танков и вагонов. Крепежом служили обычные чугунные тюбинги, применявшиеся в метрострое. Вентиляция также устроена по технологии метро: поезд через воздухозаборные шахты как поршень выдавливает воздух впереди себя и затягивает его за собой.

После реконструкции, проведенной в середине 1990-х, видно, что при желании машина Сталина могла бы въехать прямо в зал заседаний Ставки: двери из тоннеля находятся напротив дверей в бункер. Однако на 15-метровой глубине под железобетонными сводами толщиной до 6 метров для машин и танков вокруг бункера имелась огромная стоянка, на которой свободно размещались автомобили и 150 танков КВ и даже небольшой ремзавод для них. Часть тяжелых танков была переоборудована под салоны. В сталинском танке предусматривалось даже место для личного врача. Сами танки предназначались для прорыва из возможного окружения с задачей пробиться к одному из названных выше аэродромов или двигаться своим ходом к удаленным ЗКП в других городах. На железнодорожной (средней) ветке метро стоял в готовности и бронепоезд. Собственно говоря, этот ЗКП и считается промежуточным пунктом для эвакуации…» (Николай Пальчиков «Объекты глубинного заложения» // Красная звезда, 21.04.2010).