Валерий Алексеевич опешил. Он в задумчивости почесал подбородок.

– Знаете, что я вам скажу, Игорь Константинович? Наверное, это правильно. Я имею в виду – что все так случилось. Защищайте девушку! Давайте докопаемся до сути и раздавим этот А-Эр-Си-66 к чертовой матери! Пусть ваш Ильин в гробу перевернется, или где он там сейчас находится! – куратор понял, что проболтался, но было уже поздно.

– Он погиб? – спросил Кашинцев.

Валерий Алексеевич понизил голос до шепота.

– Спецобъект, на котором он изобретал свои несчастные вирусы, был подвергнут радикальной изоляции. Это значит – погребен под землей. Подобные сооружения строятся несколько необычно. У них нет фундамента; под ними – пустота. В случае опасности заряды, заложенные в несущих балках, подрываются, и все проваливается в огромную яму, которую потом засыпают. Получается такой симпатичный могильник.

– Надеюсь, он хорошенько помучился перед смертью, – глухо сказал мстительный Кашинцев.

– Я полагаю… – куратор не договорил, затрещала рация, и четкий голос произнес:

– Шестой, я – Центр! Приказываю немедленно оставить пост и следовать к станции метро «Дмитровская». Объект установлен. Необходимо войти в визуальный контакт и ждать дальнейших указаний.

– Центр, я – шестой! Понял вас – следовать к метро «Дмитровская». Жду вводных. Отбой!

Кашинцев ринулся вниз по лестнице, и куратору пришлось в буквальном смысле поймать его за шиворот.

– Да подождите вы! Пусть уедут!

– Да?!

Из выхлопной трубы «девяносто девятой» показался легкий парок конденсата, и машина сорвалась с места.

Куратор дождался, когда она выедет со двора.

– Вот теперь вперед! Теперь главное – не опоздать!

И они бросились на улицу.

Они шли молча, старательно обходя лужи, чтобы меньше испачкать обувь. В кармане у Гарина лежал моток бечевки, и он все думал, стоит ли им выставлять себя клоунами и обматываться. Он вдруг заметил, как Алена испуганно бросается его догонять, чуть только стоит ему немного уйти вперед. Да, видимо, придется им все-таки выглядеть глупо. И даже – подозрительно. Но… Ведь утопающий хватается за соломинку, не так ли? Наверное, маленький черный предмет, подмигивающий красной лампочкой, и был для Алены той самой соломинкой – последней надеждой в этом перевернувшемся с ног на голову мире.

Больница осталась позади; теперь слева от них возвышалось серо-голубое здание Стоматологического комплекса. Когда-то у Гарина проходили здесь занятия по челюстно-лицевой хирургии, правда, совсем недолго – он ведь не стоматолог, а «лечебник».

Вдруг спереди, со стороны входа в лесопарк, послышался топот шагов. Гарин пригляделся. Прямо на них неслась ватага бритоголовых парней лет восемнадцати-двадцати. Некоторые из них были одеты в камуфляжную форму, другие – в кожаные жилеты, но почти все – обуты в грубые армейские ботинки со шнуровкой, доходящей до середины голени.

Они бежали так быстро, что Гарин на мгновение опешил. Он, было, подумал, что эта стая мчится к ним. Недружелюбность их намерений была очевидна: в руках у бравых ребятишек – цепи, монтировки и бейсбольные биты.

Прятаться было поздно: парни уже заметили парочку, гуляющую по осеннему лесопарку. Убежать в лес? Гарин прикинул, насколько высоки их шансы на спасение. Тридцать пять лет активного небрежения спортом, двадцатилетний стаж курильщика, десять лет сидячей работы – все это было в «пассиве». А в «активе», похоже, ничего. Ну, и Алена… Гарин почему-то сомневался, что эта девушка создана для быстрого бега. Может быть, для чего-нибудь другого, – очень даже может быть! – но не для бега.

Он посмотрел на забор. Со стороны лесопарка плиты были абсолютно плоскими, только цепочка шестиугольных отверстий тянулась в двух метрах от земли. Надеяться на то, что у двух скромных тружеников инфекционной больницы вдруг откроется невиданная доселе прыгучесть, было, по меньшей мере, глупо, а для того чтобы перелезть через забор уже опробованным способом, требовалось время, которого у них не было.

Стая парней (помнится, в армии комбат обозначал подобный возраст несколько похабным, но верным выражением: «Член стоит, башка не варит») стремительно приближалась. Гарин уже мог разглядеть их перекошенные злобой лица, и тут он понял, что парни бежали не куда, а откуда. Они тоже убегали, как и Гарин с Аленой.

На лице одного из бритоголовых Гарин заметил мелкие капельки крови, в массивном узловатом кулаке была зажата монтировка. Стальной прут, отполированный мозолистыми ладонями, матово блестел, но самый конец прута был испачкан в чем-то темном.

Гарин прикрыл собой Алену и отступил с дороги в жидкую чавкающую грязь. Орда, топоча тяжелыми ботинками, пронеслась мимо.

Ее предводитель бросил быстрый взгляд на странную парочку и, видимо, решил, что они не заслуживают их внимания; только тот самый, с капельками крови на круглом разрумянившемся лице, на бегу взмахнул монтировкой, и Гарин почувствовал щекой порыв ветра.

Стая добежала до первого перекрестка и повернула налево, вглубь леса.

– Кажется, пронесло, – сказал Гарин и вернулся на дорожку. – Это было бы не совсем справедливо: уберечься от вируса, убежать от пули и…

Алена прекрасно поняла, что он хотел сказать. С несправедливостью такого исхода она была совершенно согласна, но принципиальной разницы между вирусом, пулей и монтировками «скинхэдов» не видела. Скорее всего, это были звенья одной цепи.

Они с опаской двинулись дальше, к белому домику, стоявшему у входа в лесопарк. Когда-то такие домики построили у всех входов, в них собирались разместить кассы, потому что какому-то умнику пришла в голову мысль сделать вход в лесопарк платным.

Кассы не проработали ни дня, а теперь в этих домиках расположились небольшие магазинчики, торгующие пивом и сигаретами. В том, к которому они направлялись, также был магазинчик, а рядом с ним – летнее кафе – терраса, накрытая дырявым брезентовым тентом.

Золотоулыбчивые кавказцы в грязных халатах жарили неподалеку шашлык и подавали его на картонных тарелочках. Шашлык был невкусным, со множеством специй, забивавших запах несвежего мяса, но после пары бутылок крепкого пива это было неважно; и стоил шашлык недорого.

Подойдя к магазину, Гарин не увидел привычного оживления. В воздухе витал запах дыма, окрашенный вонью плавящегося нутряного жира. Столы были разбиты или перевернуты. Веселое блеянье Таркана, доносившееся из хрипатых колонок, поражало своим неуместным оптимизмом.

В траве, уже утратившей летнюю сочность и яркость, лежало что-то белое. Время от времени по нему пробегала короткая энергичная волна, походившая на судорогу. Гарин крепко сжал Аленину руку. Белое в траве оказалось телом молодого повара или официанта – поди теперь, разбери. В грудь и в живот его было воткнуто не меньше десятка шампуров, некоторые – с кусочками сырого мяса и кольцами лука. По бетонному полу веранды тянулась широкая красная полоса, уходящая за угол домика, на импровизованную кухню. Но сегодня красная полоса совсем не напоминала след от разбитой бутылки кетчупа.