Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слушай, — спросил он валлийца озадаченно, — ты с этим големом у двери пробовал поговорить?
— А сам как думаешь? Еще вчера. В ответ – никакой реакции. Но потом тут двое пьяных сцепились, так он их скрутил моментально, никто не успел даже понять ничего. Раз! — и все. Уже второй раз на моих глазах. Похоже, «Дубовый Лист» умнеет не по дням, а по часам…
— А может, это…
— Не-ет! — Фараон яростно замотал головой. — Только не говори мне, что это Мануанус его сделал!
— Неть, — солидно пропищал кто-то прямо у него за плечом. — Онь самь.
— Легок на помине, — вздохнул Фараон. В пустом помещении трактира-каупоны было тихо и светло, несколько светильников горели ровным ярким пламенем без копоти. Мануанус Инферналис, выглядевший особенно щетинистым, вольготно полулежал на широкой каменной полке рядом с дверью. При этом монстр был на манер тоги закутан в грязно-белую тряпку с пурпурной полосой.
— Ты где это взял? — изумился Варфоломей.
— Сенатор-рь… — неопределенно отозвался Мануанус, показывая тощей когтистой лапкой куда-то вдаль. — Пьянь… Пропиль, ушель.
— В одной тунике, что ли? — изумление повара все росло. — Свят-свят. Как здесь вообще сенатор оказался? Я думал, на Виа Сандалариа никого из патрициев даже мешком сестерциев не заманишь!
Мануанус хрюкнул задумчиво. Тем временем Фараон, уже успевший смыть с себя уличную пыль, заклеить мозоль пластырем и выпить кружку воды, с наслаждением вытирал лицо полотенцем. Внезапно он нахмурился.
— Странно, кстати. А почему никого нет-то? Ночь, конечно, но тут и по ночам полно желающих горло промочить. Вчера ребята из погребального братства в это время только начинали разогреваться. Или день какой-то особенный?
— Выгналь! — гордо проскрипел Мануанус. — Всехь! Гнусь и мерьзь! Спать надь!
— Легионеров на него нет, — горько пожаловался Фараону Вар. — Клиентов отпугнул, скотина! Смотри, центуриона какого-нибудь позовем, чтобы тебя в гробницу запечатал. Тут этих гробниц за городом — тьма тьмущая.
Щетинистый монстр недовольно заворчал и опасливо притих, поплотнее замотавшись в обрывок тоги.
В это время в дверь постучали. Стук был властным и резким — чувствовалось, что стучавший знает себе цену и не привык долго ждать.
— Что за… — пробормотал Фараон. — А охранник наш там зачем сидит? В пыль он рассыпался от скуки, что ли?
Стук повторился. Дверь — крепкая, двойная, пробитая гранеными гвоздями с квадратными шляпками — не шелохнулась, но из-за нее раздался громкий голос:
— Да что тут, все вымерли, что ли, клянусь эриниями? Я хочу выпить! Честному квириту что теперь — идти в какую-нибудь драную богами дыру, где даже света нет?
— Господин… — кто-то безуспешно пытался уговорить громкоголосого. — Господин, на вилле есть все, что душе угодно…
— Моей душе, Евтерпий, угодно сейчас глотнуть дрянного винца именно здесь, посреди Рима! Если бы я хотел тускуланского со снегом или фалернского из золотого кубка, я бы так и сказал. К манам твою виллу, здесь живые люди, а не угодливые рожи прихлебателей!
— Господин…
— Эй, там! Если жжете масло в светильниках, значит и гостей ждете! Открывайте, у меня в горле пыльно, как в нубийской пустыне!
— Какой настойчивый клиент, — с интересом заметил Варфоломей, машинально доставая из-под плаща сантоку и пряча его под стойку каупоны. — Надо пустить.
Валлиец молча пожал плечами и откинул засов. Дверь тут же распахнулась, и внутрь ворвался невысокий худой мужчина в сенаторской тоге, один конец которой, небрежно перекинутый через плечо, то и дело чиркал по земле, собирая пыль. Мужчина прищурился от яркого света и обвел взглядом харчевню.
— Какое интересное место, а? — протянул он насмешливо, чуть шепелявя. Через секунду его светло-голубые, почти прозрачные глаза воткнулись в лицо Вара, как два сверла. На лице, почти старческом, изборожденном морщинами и состоящем словно бы из одних резких углов и впадин, эти глаза невольно приковывали к себе внимание — настолько остро и пронзительно они смотрели. Вару показалось, будто в них полыхает постоянно сдерживаемая ярость. Но тут человек широко ухмыльнулся, и это ощущение пропало без следа.
— С каких пор в этих убогих переулках не жалеют света? А, Евтерпий?
— Не знаю, господин, — растерянно отозвался тот, кого назвали Евтерпием. Имя греческое, но по виду это был типичный вольноотпущенник, сопровождающий своего патрона по злачным местам. Еще двое — охранники с факелами, переминались с ноги на ногу у дверей, а за ними виднелось невозмутимое, как кирпич, лицо голема. Худой мужчина уверенно уселся за ближайший стол, и прищелкнул костлявыми пальцами.
— Ну что ж, хозяин! Тащи-ка сюда свою лучшую кислятину! Посмотрим, чем, кроме светильников, меня сможет удивить твоя дыра…
— Это не дыра, господин, — с достоинством возразил Бриан. Он повертел головой туда-сюда, потом мысленно махнул рукой и достал с полки первый попавшийся глиняный кувшин. «Не подведи!» — про себя обратился валлиец к «Дубовому листу». Треснула застывшая смола на горлышке, хрустнула печать, и в стеклянный кубок с бульканьем полилось темно-красное вино.
— Никакой горькой смолы, убедись сам, — Фараон долил кубок до краев чистой водой и пододвинул к гостю. Тот нетерпеливо схватил стеклянный сосуд и принялся пить — так, словно весь день с самого утра умирал от мучительной жажды.
С каждым глотком его рыжие брови ползли все выше. Наконец он оторвался от кубка, шумно выдохнул и утер ладонью подбородок.
— Вот это да… Евтерпий, ты только попробуй! Клянусь Венерой, такого вина я не пил даже на пирах у Ариобарзана в Киликии, а уж там-то варвары знают толк в том, как надо напиваться! Уважил ты меня, хозяин, и удивил не на шутку.
Взгляд ледяных глаз опять воткнулся в лицо валлийца. Тот добродушно рассмеялся.
— Рад услужить! Не покажется ли дерзостью с моей стороны узнать имя высокого гостя?
— Высокого гостя… — эхом повторил мужчина насмешливо. — С чего ты взял, что я высокий?
— Тога на тебе, уважаемый, из такой ткани, какую не на каждом патриции из знатного рода можно увидеть, я уж не говорю про сенаторов. Опять же манеры… Ты привык к власти, это же видно.
— Ладно, ладно, — посетитель махнул рукой и снова потянулся к
