Но, проговорив это, диссидент тут же представил наглую косоглазую воровскую морду семь на восемь, кулаки как две кувалды, палицу… и отказался от своей разумной идеи.

Жалко ссутулившись, он вынул из-за пазухи полученный утром от Костея с мышью кожаный мешочек, распустил завязки и с отвращением вытряхнул его содержимое в квас. Жидкость в бочонке неожиданно забурчала, забулькала, забурлила, вскипела, из отверстия ударил столб пара, и бывший воевода к своему изумлению вдохнул аппетитный хлебный запах. Не веря своему обонянию, он подождал, пока катаклизмы в бочкотаре успокоятся и осторожно – как бы чего не вышло – наклонился понюхать.

Свежайшая хлебная закваска! Мед! Травы! Перед глазами так и встали луга заливные, росы медвяные, разнотравье бескрайнее, жара летняя, небо голубое бездонное и пчелки-бабочки так и гундят, так и шныряют – туда-сюда, туда-сюда… Благодать!..

Если бы Букаха не знал, чтó подсыпал туда несколько минут назад, он бы не удержался и попробовал. А еще лучше – угостил подлеца-кабатчика.

Но сейчас было не до лирики – надо было поспешать.

– Ну, слава тебе, – сдвинув шапку на затылок, утер он мокрый от дождя и холодного пота лоб и нервно потер руки. – Такое сам бы пил, как говорится, да деньги надо… ха-ха…

В десяти метрах от входа в башню его остановил часовой с алебардой наперевес.

– Стой, кто идет?

– Свои идут, свои… – подхалимски играя голосом, пропел бывший боярин, не сбавляя хода.

– Всё равно стой! – вырос перед ним шлагбаум еще из двух алебард. – Тут гражданским не место! Там более, ночью!

– Так я ведь угостить вас пришел, солдатики, – расплылся в невидимой в темноте, но почти осязаемой приторной улыбочке Букаха. – Вот кваску вам свежего принес – пейте на здоровье, и товарищам своим обязательно налейте. Тут двадцать литров – на всех хватит. А то ведь стоять-то холодно, да боязно, поди… А тут моего кваску выпьете – и всё веселее. Защитнички вы наши…За вами – как за каменой стеной мы, так должны быть благодарны, значит…

– А чего ж днем не пришел, мужичок? – алебарды опустились, и к предателю подошел коренастый ополченец с кудрявой бородкой.

– Так… Змей прилетал… Пожары тушили мы…

– А-а… – уважительно протянул другой голос. – Значит, тоже с костяным царем, как можешь, борешься?

– Наш человек, – одобрительно поддержал его третий.

– Только в такую холодрызь лучше бы чайку или еще чего покрепче… – мечтательно вздохнул четвертый, и все остальные его поддержали.

Сердце Букахи пропустило удар.

– Нет, нет, это самый лучший квас в городе! – испуганно заговорил он, быстро поставил бочонок на землю и трясущимися руками вытащил пробку. – Вы только попробуйте, попробуйте, ребятушки!..

Аромат горячего хлеба, лугов, меда и лета поплыл, играя и переливаясь, над замерзающей грязью и холодным камнем.

– Ух, ты!.. – восхищенно выдохнули часовые в голос. – Дух-то какой!.. Так голову и кружит!.. Так и манит!..

– Я ведь что попало-то вам не принесу, – с облегчением оскалился в невидимой улыбке изменник. – Пейте-пейте на здоровье. И наверху солдатиков не обносите. Вот я вам и кружку заодно укр… принес… А я домой пошел – выспаться надо еще успеть. Завтра трудный день будет.

– Спасибо, мужичок! И тебе такого же здоровьичка! – весело пожелали вслед ему ополченцы, и Букаха споткнулся, приземлился на четвереньки в жидкую, но уже покрывающуюся тонкой корочкой ночного льда грязь и шепотом выругался, грозя проклятым воякам всеми мыслимыми и немыслимыми карами.

Тем более что после того, как он отправит Костею мышь с донесением о выполненном задании, они не заставят себя ждать.

Дед Зимарь закончил наговаривать на заботливо остуженный до нужной температуры настой двенадцати трав для раненого в грудь молодого парнишки и ласково, почти нежно поднял его голову и зашептал на ухо, чтобы не потревожить затихший в тревожном сне лазарет:

– На вот, попей чуток – сполосни роток. Травки весну росли, лето цвели, здоровья тебе запасли. Ты настойчик сейчас выпьешь, сколько сможешь, а остальное мы тебе на повязку выльем. Она, родимая, пропитается – и краснота к утру убавится, жар спадет, лихорадка пройдет. И будет наш богатырь через две недели как новенький – хоть в пир, хоть в мир, хоть в добры люди… Ну, давай, витязь, пей, пей, не робей, поди, орел, не воробей…

Дружинник, не открывая глаз, улыбнулся слабо и сделал несколько больших глотков.

– Вот молодец… – похвалил его старик, словно тот только что в одиночку победил самого царя Костея. – А сейчас мы повязочку смочим, и ты у нас, касатик, сразу спать захочешь… Ты спи, не противься, ни о чем не беспокойся – во сне люди лечатся… Ну вот, видишь – всё хорошо… Отдыхай, богатырь – ты у нас сегодня славно поработал…

Дед осторожно поправил подушку под головой раненого, бережно подоткнул одеяло и отошел на шаг посмотреть – всё ли с постелью в порядке. Когда он подошел к печке подкинуть дров, парнишка уже спал спокойным ровным сном человека, который скоро пойдет на поправку, как и нашептал ему чудной старик.

Вздохнув, дед в последний раз обвел придирчивым взглядом свое болезное хозяйство: все – и целители, и раненые, утомившись за день, погрузились в глубокий сон. Он тоже подошел к свободной лежанке у самого входа, откинул тонкое покрывало и, не раздеваясь, тяжело опустился на набитый соломой матрац. Завтра будет новый день, новая кровь, новая боль. А пока пора спать…

По команде капитана Кресала беда сержанта Туши без задержки погрузилась на ковры и медленно, с влажным чмоком оторвалась от жидкой жирной грязи. Роняя черные густые капли на строящиеся внизу сотни зверолюдей, ковры поднялись в воздух и взяли курс на Сабрумайскую сторожевую башню.

В принципе, с поставленной задачей – поднять засовы, убрать запоры и открыть ворота подошедшим войскам – могли бы справиться и два умруна, но генерал Кирдык[101]решил перестраховаться и отправить на такое пустяковое задание целую беду. И теперь три ковра плавно проскользнули почти над самой дорогой и, достигнув башни, вертикально набрали высоту и опустились на той стороне. Сжимая в руке меч, готовый к бою сержант бесшумно вскочил на ноги и быстро огляделся.

Метрах в трех от него из последних сил догорал крошечный костерок, разожженный, казалось, скорее для света, чем для тепла. Рядом с огнем, скорчившись в нелепых позах и выронив алебарды, лежали три неподвижных тела в лукоморской одежде. Как капитан и говорил. Значит, на башню подниматься смысла нет – живых там сейчас тоже не сыскать.

Тогда переходим непосредственно к выполнению поставленной задачи.

Туша махнул тупо ожидающим его приказаний умрунам и решительно зашагал к зияющей непроницаемой тьмой арке прохода. И прошагал приблизительно четыре шага перед тем, как встретился лицом к лицу с каменной стеной.